Год тумана - Мишель Ричмонд (2009)

Думаю о Коста-Рике. Мне всегда хотелось туда попасть. Рамон провел там месяц, когда учился в колледже, и часто рассказывал, как там красиво. Бродить по тропическому лесу — это все равно что исследовать другую планету. «Там все по-другому, — говорил он. — Деревья, цветы, насекомые. А цвета просто потрясающие». Визит в Коста-Рику находился в списке из ста «целей», которые я надеялась «закрыть» до того, как стукнет тридцать. Примерно после двадцати восьми время как будто внезапно ускорилось, месяцы и годы начали мелькать с пугающей быстротой; оглядываясь, вижу это отчетливо. Мои работы свидетельство тому — тысячи фотопленок, настоящие миниатюрные хроники, лица и места, которые, если расставить их в должном порядке, могут поведать историю жизни Эбби Мейсон. И в конце каждого года, подводя итоги, становилось понятно — многие пункты остались невыполненными.

А потом появились Джейк и Эмма, и я вновь обрела смысл жизни. До того дня на Ошен-Бич, когда все вдруг остановилось. Больше никаких фотографий, никакого движения истории. Какой-то жуткий тупик.

Прихожу к Джейку, не предупредив заранее. В доме пахнет яичницей с беконом — его излюбленное блюдо на ужин. Болфаур сидит на кухне и проверяет сочинения.

— Хочешь есть? — между делом спрашивает он, как будто в «Ла Кумбре» не произошло ничего особенного.

— Нет, спасибо.

Сажусь. Джейк нуждается в услугах парикмахера, небрит и все-таки выглядит неплохо. Передо мной вновь, как и в день нашего знакомства, обманчиво небрежный мужчина, который на самом деле все держит под контролем. Но одновременно Джейк изменился. Стал старше. Утратил изрядную долю уверенности. И создается впечатление — чувствует себя слегка не в своей тарелке. Это видно по тому, как он сидит, опустив плечи, как держит ручку — вяло, словно против воли.

— Какая тема? — киваю на стопку сочинений.

— Диалоги Платона. Как примирить отрицание Сократом знания с его смелыми поступками и неординарными утверждениями в области этики.

— И ученикам все понятно?

— Ты удивишься… — Он роется в бумагах, а затем останавливается, как будто внезапно забывает о предмете своих поисков. На столе стоит нетронутая тарелка с яичницей.

— Я еду в Коста-Рику, — говорю.

— Что?

— Это связано с доской Билли Розботтома. Очень много шансов на то, что парочка из желтого «фольксвагена» сейчас в Коста-Рике или по крайней мере недавно там была.

Прежде чем Джейк успевает ответить, передаю свой разговор с Тиной и ее знакомыми. Джейк сидит, скрестив руки на груди, и молча слушает. Когда заканчиваю, встает и подходит к раковине, как будто там нашлось какое-то важное дело. Но Болфаур просто стоит там, спиной ко мне, и рассматривает грязные тарелки.

— Зачем ты это делаешь?

— Должна. Клеймо Розботтома — последняя деталь, которую я смогла вспомнить. Последняя зацепка, которую еще не отследила. Нужно довести дело до конца.

— Какой-то тип — возможно, пьяный или обкуренный — сказал тебе, что видел у кого-то доску с изображением лягушки, и ты готова все бросить и мчаться в Центральную Америку?

— Парень вовсе не был ни пьяным, ни обкуренным и описал ее в подробностях.

— Ну хорошо, предположим, это действительно тот самый человек из «фольксвагена». Но прошло уже много времени. Если в тот день на пляже действительно был он и если действительно уехал в Коста-Рику, шансы отыскать его там невелики.

— Может быть, ты прав. Но если блондин и в самом деле похититель, то вряд ли рвется назад в Штаты. Возможно, наша парочка хочет переждать, исчезнуть из виду. А если тот серфингист достаточно богат для покупки редкой и дорогой доски работы Розботтома, ему как пить дать захочется испробовать ее на самых знаменитых пляжах.

— Слишком много «если». Вспомни слова Шербурна в первый же день. Из 797 500 пропавших детей только 115 удерживались живыми в течение длительного времени. Посчитай сколько процентов.