Год тумана - Мишель Ричмонд (2009)

Ш. — человек, не умевший забывать, — никогда не слышал о Симониде и методе локализации. И все-таки, получив от врача список объектов и названий, смог предпринять мысленную прогулку по улице Горького в Москве. Совершая это воображаемое путешествие, Ш. соотносил слова и образы с определенными точками в пространстве, будь то витрины магазинов, памятники, фасады домов. Воспроизведение информации свелось всего лишь к способности вообразить определенную картину и локализовать ее. К несчастью для Ш., ему хотелось не вспомнить, а забыть.

Ночью, после прочтения о «театре памяти» Камильо, мне снится, будто я приближаюсь к огромному зданию, стоящему в чистом поле. Здание белое, без окон, с большой дверью в форме арки. Войдя, оказываюсь в запутанном лабиринте комнат, каждая из которых заполнена всяческими предметами — вазами, статуями и ящиками разного размера, сделанными из дерева, серебра и нефрита.

Медленно иду по комнатам, приподнимая и переворачивая все кувшины. Оттуда высыпаются камушки и пластмассовые бусины, буквы алфавита, смятая бумага, скрепки и булавки, обломки раковин и щепки. Вижу золотую лягушку, что прыгает от меня, едва успеваю к ней притронуться, и полусъеденный красный леденец. Открываю коробки и ищу, ищу, но нахожу только абсолютно ненужные вещи. Все они очень малы и не имеют ничего общего с Эммой. Не нахожу ключа, который ищу, и продолжаю бродить по комнатам, дабы не упустить ни единого шанса.

Когда выхожу из здания, наступает утро. Фасад залит ослепительным светом, и передо мной уже не поле, а площадь, заполненная людьми. Велосипедисты, торговцы, продавцы газет, дети, прыгающие через веревочку, мужчины в пиджаках и женщины в летних платьях. Проталкиваясь через толпу, понимаю, что сейчас должна быть в каком-то другом месте, но никак не могу вспомнить, где и зачем и кто меня там ждет.

Глава 44

День сто сорок седьмой.

— Как бы вы описали свои отношения с Эммой? — спрашивает Дебора Хейз. Дебора — ведущая утреннего ток-шоу. Ее высокие брови напоминают перевернутые галочки, так обычно дети изображают летящих птиц. Дебора известна всем кружевными воротничками, какие носят героини старых фильмов. Жесткие светлые волосы заметно удлиняют овал лица. Изо всех сил стараюсь не таращиться на нее.

В течение нескольких недель, предшествующих Рождеству, Дебора вспоминает в авторской передаче истории, которые особенно привлекли внимание публики за минувший год. История Эммы значится под номером четыре. Дебора Хейз никогда мне не нравилась, но я на все готова, лишь бы лицо Эммы снова замелькало на экранах.

— Вы были для Эммы матерью или скорее другом? — спрашивает Дебора.

— Наверное, пыталась стать и тем и другим.

Съемки проходят в помещении большого торгового центра, на небольшой платформе, которую телевизионщики упорно называют «гостиной». На экране кресла кажутся мягкими и уютными, а на самом деле в них полно пружин, которые впиваются в самые неудобоназываемые места.

— Значит, одновременно мать и друг, — повторяет Дебора, кивает и плотно сжимает губы, как будто я только что изобличила себя. — И как же балансировали между тем и другим?

Свет бьет прямо в лицо, на лацкане жакета висит крошечный микрофон. Дебора подается вперед и ждет ответа. Напоминаю себе о прямой зависимости — всякий раз, когда я гляжу в камеру, миллионы телезрителей всматриваются в мое лицо и интерес к Эмме возрастает или падает в зависимости от того, симпатична ли я им.

— Ну… невозможно просто войти в дом и сразу стать для девочки матерью. На создание прочной связи и поиск золотой середины требуется время.

— А вам никогда не казалось, что вы не готовы к этому? Не задумывались о том, что не сможете заменить ей мать?

— Конечно, я волновалась. Не знаю, можно ли вообще быть к этому готовым. Мне предстояло не заменить ей мать, а стать мачехой. Это разные вещи.