И всё равно люби - Кэрри Браун (2016)

Чтобы не тратить деньги со счета, она устроилась подрабатывать в библиотеку и в музей. Шила костюмы для театрального отделения – шить научила ее Мэри Хили. Другие девушки, зная, что у Рут никого нет, никаких родных, время от времени делились с ней одеждой – отдавали ей слегка поношенные пальто, туфли, блузки, уверяя, что они им как-то не идут, зато прекрасно будут сидеть на ней. Подобные жесты очень смущали Рут, но она принимала дары, когда чувствовала, что своим отказом лишь обидит человека. Людям хотелось проявить доброту.

За несколько минут перед тем, как мальчики должны были приехать, она перекусила нитку и встряхнула складки на платье. Надела его. Изогнувшись, застегнула молнию на спине. Осторожно, чтобы не рассыпать старательно пущенную волну, провела щеткой по волосам. Чуть пригнулась к зеркалу, чтобы получше рассмотреть лицо. Накрасила губы, легонько коснулась носа пуховкой.

Она не будет думать о Питере Ван Дузене. Не будет.

Взяла под мышку пальто, сумочку и перчатки, также позаимствованные у Салли.

Отец ее был вором и убийцей, а мать вообще неизвестно кто. А она сама вот… что ж, а она сама – молодая женщина, которая скоро окончит Смит-колледж в штате Массачусетс.

И в один прекрасный день она станет знаменитым редактором… Или каким-нибудь ученым. Профессором истории, например. А может, пианисткой или художницей. Она еще не решила, кем будет. Но сначала она пойдет на это свидание сегодня вечером – такая вот маленькая победа воли над темными страстями.

– Выглядишь потрясающе! – восхитилась Салли, посылая ей воздушный поцелуй от дверей. – Встретимся внизу, они уже ждут.

Если спуститься на половину лестничного пролета, можно увидеть арку, которая ведет в гостиную внизу.

Салли и ее кавалер – парнишка с орлиным носом, в твидовом пиджаке, с комично торчащей трубкой в углу рта – стояли перед выложенным плиткой камином.

На диване высокий молодой человек читал газету, колени его торчали чуть ли не выше ушей. На одной ноге коричневый носок съехал, обнажив щиколотку.

Рут остановилась. К щекам хлынул жар. В ушах зазвенело.

Питер был коротко подстрижен. Никаких больше мягких пшеничных локонов, ниспадающих на высокий лоб. Яркий свет резко вычерчивал линию шеи и плеч. С тех пор как Рут видела его в последний раз, он словно на полфута вырос и на десять лет повзрослел.

Рут нащупала рукой перила и вцепилась в дерево, которое от ее ладони тут же стало влажным и липким. Бешеная радость охватила ее.

Питер поднял голову. И уронил газету. Потом медленно поднялся.

– Рут, – сказал он. – Рут.

Приятель Салли недоуменно переводил взгляд с Рут на Питера и обратно.

– Вы что, знакомы, что ли? – вынув изо рта трубку, ошарашенно спросил он.

Гостиная в их общежитии – Талбот-хаусе – была обставлена темными плетеными креслами, рядом стояли торшеры – их круглые абажуры со складочками цветом напоминали древние пергаменты – и столы с расшатанными ножками – за ними девушки готовились к занятиям, вязали или играли в карты. На окнах висели тяжелые шторы, тоже со складками по верху. На каминной полке красовались два чучела: лисы с ярко блестевшими глазами и белого горностая, присевшего на задние лапы и поднявшего одну переднюю лапу с черными пятнышками – даже чучелом он не утратил природной тревожности. Кто-то подарил их колледжу – то ли чей-то чудаковатый муж, то ли отец, то ли дядя выпускницы, некогда учившейся здесь, в Талботе. Рядом со зверюшками кто-то пристроил два листочка картона, на которых девичьей рукой было выведено: Люси и Рики. Иногда горностаю надевали вокруг шеи повязку на манер елизаветинских слоеных воротников, но сегодня, отметила про себя Рут, ее не было. Подняв лапу, горностай глядел точно поверх головы Рут.

С лестницы и из столовой доносились звуки ужина, долетали обрывки девчоночьей болтовни. Рут уловила знакомый запах субботнего ужина – гороховый суп с копченостями и имбирное печенье.