Вторая любовь - Джудит Гулд (1999)

Но он на этом не кончался. Кристос еще не устал. И очень быстро доказал, что на самом деле, он едва лишь успел начать…

— Ну вот ты наконец и дома, — произнес Хант.

Каблуки Глории громко стучали по мраморной шахматной доске пола в вестибюле. Она резко остановилась перед зеркалом в стиле барокко, окантованным деревянной позолоченной рамой, глубоко вздохнула и решительно обернулась.

Хант прислонился к косяку с бокалом в руке.

— Послушай, я совершенно забыла о… — начала Глория.

— Тебе нет нужды объяснять, Глория. Избавь меня от лжи и оправданий. — Муж глотнул бурбона.

— Но посещение…

— Центра старейших горожан? Его перенесли в связи с непредвиденными обстоятельствами, — закончил за нее сенатор. — Я слишком долго ждал здесь в надежде, что ты появишься. — Его улыбка была безрадостной.

Глория вопросительно посмотрела на него:

— А ужин для сбора пожертвований?

— Его невозможно перенести, — он пожал плечами, — я туда пойду в любом случае. Я вынужден, Даже если ты не пойдешь.

Сердито глядя на него, Глория пересекла холл и остановилась перед ним.

— Ты, ублюдок! — негромко рявкнула она. — Ты ведь думаешь, что я напилась, так?

Муж не ответил.

— К твоему сведению, — ледяным тоном заявила женщина, — я не пьяна. Я лишь немного выпила, точно так же, как ты это делаешь сейчас. — Она насмешливо посмотрела на широкий стакан в его руке. Внутри нее поднялась неожиданная, всепоглощающая, пугающая, сумасшедшая ярость.

Хант заметил, как взметнулась ее ладонь, но не попытался уклониться или перехватить ее. С громким шлепком Глория ударила его по лицу, голова Ханта дернулась, а на щеке остался красный след от ее пальцев.

Все еще небрежно прислонясь к двери, он смотрел на нее. Хант ни в малейшей степени не выглядел удивленным.

Но почему-то, то, что он не сделал попытки среагировать или защититься, разозлило Глорию еще больше. Она снова ударила его, еще сильнее. Потом еще. И снова сильнее. И снова, снова.

Но Хант все не менял позы, только голова моталась при каждой пощечине, да покраснели щеки.

В глазах Глории зажегся диковатый огонек триумфа.

— Я не думаю, что тебе хочется услышать, почему я опоздала. Верно ведь, Хант? — задиристо поддразнила она, и Уинслоу заметил, как сквозь ее ярость проскользнуло нечто острое и опасное. — Я полагаю, что ты предпочитаешь не знать все мелкие подробности?

— На самом деле, — спокойно отозвался он, — хочу. Да. Поверишь ты мне или нет, но я беспокоюсь за тебя, Глория.

Она на мгновение отвела взгляд, а потом снова посмотрела на мужа. Ее глаза сверкали, в них горел такой дикий огонь, какого он еще не видел.

— Что ж, тогда я расскажу тебе, где была! — выпалила Глория торжествуя. — Я трахалась, Хант! Я ходила на сторону, чтобы проветриться! Вот чем занималась твоя жена! — она засмеялась, горько, неприязненно. — Но тебе не за чем волноваться, дорогой. Я вела себя скромно… Была скромницей, какой твоя мать — да, твоя мать, Хант, твоя собственная мать! — велела мне быть!

Он смотрел на нее во все глаза, побледнев как полотно.

— В чем дело? — требовательно спросила Глория медовым голоском. — Ведь я не разочаровала тебя, правда?

— Прошу тебя, Глория. Прекрати немедленно, — прошептал Хант.

Но жена еще не закончила. Вовсе нет. Весь яд, скопившийся в ней за долгие годы, вдруг вырвался наружу, словно джинн из бутылки.

— Именно так, Хант. Только представь! Я нашла себе мужика! Мужика, Хант! Настоящего мужика! И вся моя позабытая, ссохшаяся женственность жива! Живее, чем когда-либо! Если прислушаешься, то сможешь услышать, как все внутри меня поет!

Уинслоу закрыл глаза, его лицо потемнело от боли.

— Прекрати! — хрипло приказал он.

Но Глория бахвалилась и неистовствовала, и ничто не могло остановить ее.

— Разве не весело, Хант? Разве ты еще не слышишь? Как болтают все эти языки?