Читающая по цветам - Элизабет Лоупас (2015)

– Малиновка, – повторила она. – Я знаю малиновок. И чаек. – Она понизила голос, словно сообщая мне большой секрет. – Это птички.

– О, моя милая. Верно, птички.

Тетушка Мар слегка подтолкнула ее вперед, и она, вздернув подбородок, пошла ко мне. Она была смелой, моя Майри. Я обвила ее руками и снова прижала ее к себе в объятии таком же нежном и мягком, как перышки малиновки.

– Я люблю тебя, Майри Гордон, – сказала я. – Я твоя maman, и я никогда больше не оставлю тебя – клянусь Зеленой Дамой Грэнмьюара.

– Зеленая дама делает цветочки.

– Да, верно.

– У меня есть цветочки. Хочешь, покажу?

– Очень хочу. Покажи.

Она убежала. Я села на пятки и посмотрела на тетю Мар. Мои глаза застилала влага, словно я глядела на нее из-под поверхности моря. С самого первого мгновения, когда я вновь увидела Грэнмьюар, я то плакала, то ненадолго переставала, то заливалась слезами опять.

– Спасибо тебе, – вымолвила я. – Спасибо тебе, спасибо. Я никогда не думала, что буду отсутствовать так долго. Я никогда не собиралась…

– Ш-ш, моя голубка. Неужели ты не понимаешь, что твоя доченька для меня – свет моей жизни, как и ты? И твоя новая малютка – она тоже.

Дженет сидела, держа на коленях Китти и играя с нею в ладушки.

– Какие они разные, – сказала она. – Темноволосая и белокурая. Я рада, что ты… не сделала то, что я тебе предлагала, Ринетт, тогда, давно, когда мы собирались в ту проклятую поездку на запад. Эта крошка не виновата, что у нее такой отец, и мы никогда не позволим ему до нее добраться, верно, моя птичка?

Китти засмеялась и замахала ручками, настаивая на продолжении игры в ладушки.

Майри вбежала обратно в комнату, держа в руках маленькую резную шкатулку из вишневого дерева.

– Я их собирала, – сказала она, – а Tante Mar мне помогала. Мы сделали их совсем плоскими.

– Мы положили их под пресс, – пояснила тетушка Мар, – и засушили.

Майри протянула мне шкатулку. Внезапно перед моим мысленным взором возник серебряный ларец, с барельефами, изображающими сцены охоты, на боках и затейливым выпуклым узором из переплетающихся лент на крышке. Я моргнула, и он исчез. Я взяла из рук моей дочери шкатулку вишневого дерева и открыла ее.

И цветы заговорили.

– Добро пожаловать домой, – сказали они. – Добро пожаловать домой в твои сады у моря, где ты родилась, где тебе суждено жить и умереть…

Шкатулка была полна анемонов, диких роз и травяных гвоздик. Анемоны – мои цветы, дикие розы – цветы Майри, тогда гвоздики с их пряным запахом должны быть цветами Китти. Даже теперь, высушенные под прессом, они шепотом говорили со мною, голосами тихими-тихими, точно шуршание шелка. Мое сердце с упоением внимало этим звукам. Пока я не услышала их снова, я и не осознавала, как отчаянно я по ним истосковалась.

Может быть, Майри тоже их слышит? Ведь она отчего-то выбрала для своего гербария цветок Китти еще до того, как узнала о ее существовании.

– Красивые цветочки, – она встряхнула шкатулку. – Мои самые любимые.

Анемоны, дикие розы, гвоздики, а когда моя маленькая дочка встряхнула шкатулку, сверху оказалась россыпь и других цветов – ярко-лиловых, приобретших после сушки серебристый отлив. Я их узнала – это были похожие на колокольчики цветки вьющегося паслена сладко-горького.

– Скоро ты меня увидишь, – прошептал мне вьющийся паслен. – И я скажу тебе то, что ты не ожидаешь услышать.

– Мне нравятся вот эти лиловые, – бесхитростно сказала Майри. – А эти розочки видишь? – тетушка Мар говорит, что это мои цветочки.

Я закрыла шкатулку и отдала ее ей.

– Да, это твои цветы, – ответила я. – Моя Майри-роза, мое любимое дитя. А сейчас, я думаю, нам всем пора поужинать.