Читающая по цветам - Элизабет Лоупас (2015)

В неверном свете фонарей на грубо отесанный камень стен ложились призрачные тени и причудливые отблески. Под дворцом и верхним внутренним двором замка подвалы существовали уже более ста лет, со времен Иакова II из нынешней династии Стюартов, но этот узкий подземный ход, выдолбленный в монолитной скале, был много-много старше. Примерно через каждые сто шагов на его стенах были выбиты кресты, полустертые временем и сочащейся сквозь камень водой.

– Интересно, не припрятано ли в потайной палате, куда мы идем, какое-нибудь сокровище? – Наконец-то и Александр, похоже, начал подпадать под чары, окутывавшие тайну старой королевы. – Иначе зачем было трудиться, выдалбливать все эти ходы, если не для того, чтобы спрятать что-то ценное?

Мы продвигались все дальше. Вид стен изменился – теперь они казались то ли оплавленными, то ли литыми, во всяком случае, на них больше не было видно следов инструментов, изготовленных человеческими руками. Скала сделалась вогнутой – и вверху, и под ногами, а по бокам на ней появились узкие уступы, напоминающие ступени. Еще три креста – и мы очутились в просторной палате. Мерцающий свет фонарей, заплясал на ее закругленных стенах и сводчатом потолке, бросая на них блики, похожие на пузырьки и стекающие вниз капли, точно кто-то опрокинул вверх дном котелок овсяной каши. Скала под нашими ногами стала гладкой, как полированный мрамор, и на ней появилась сетка глубоких трещин. По мере того как мы шли по подземному ходу, дышать становилось все труднее и труднее, а здесь, в этом мрачном пустом подвале, воздух был совсем спертым и пахло камнем, дождевою водой и вечностью.

Александр поставил фонари на пол и перекрестился. Я обхватила руками живот, в котором жило мое дитя. Малыш вел себя очень тихо, словно мой невольный страх передался и ему.

– Что это такое? – прошептал Александр. – Эта палата – как пузырек в болоте, ни дать ни взять, только вокруг – не болото, а сплошной камень. А пол похож на жженый сахар, который остудили слишком быстро, отчего он покрылся трещинами.

– Не знаю, – ответила я. – Интересно, кто выбил на камне все эти кресты и как он узнал, что наверху – часовня Святой Маргариты. Смотри-ка – там, в стене, есть ниша.

Мы прошли к противоположной стене палаты. Ниша явно была продолблена человеческими руками – на камне виднелись следы, оставленные зубилом. Я достала из сумки усеянную голубыми цветами веточку розмарина и розовые розы и устлала ими нишу. Розмарин издавал пронзительный и терпкий запах, а вот цветки роз увяли. Стало быть, молодая королева не будет такой же сильной и целеустремленной, как ее мать.

– Поставь ларец в нишу, – сказала я.

Александр вынул ларец Марии де Гиз из кожаной седельной сумки. Свет от наших двух фонарей заиграл на серебре – заново отполированном перед тем, как мы выехали из Грэнмьюара, – и чеканные ленты на закругленной крышке ларца замерцали и словно бы задвигались, сплетаясь. Александр поставил его в нишу, на ложе из розмарина и роз.

– Давай скорее вернемся наверх, моя радость, – сказал он. – Я чувствую дурноту, да и фонари скоро погаснут. Здесь слишком спертый воздух.

– Минуточку. – Я достала из сумки остальные цветы. Садовые гвоздики, тысячелистник и кукушкин цвет. Половина смысла послания цветов зависела от того, какие из них решат явить себя людским взорам. Вторая половина – мифы и легенды, сформулированные и отточенные наукой моей милой двоюродной бабули и тем, что шептали сами цветы.