Дикие сердцем - Виктория Клейтон (2008)

— Я чувствую ужасную слабость. Берил полагает, что я должен голодать, чтобы поскорее поправиться. Не думаю, что здоровый мужик сможет встать на ноги, съев сухой тост и выпив чашку жидкого супа в течение дня. — Я вытащила из кармана остатки печенья. — О Фредди, это мое любимое печенье. Спасибо, спасибо тебе большое!

Мы разделили печенье пополам. Пока мы жевали, я рассказала Свитену о своей новой работе, а он посетовал на трудности, которые испытывает, общаясь с местной паствой.

— Проблем, которые стоят перед Церковью Англии, не становится меньше, — сказал Свитен. — Люди более не считают, что посещение воскресной службы придает им респектабельности. Нам приходится полагаться на иные стимулы. К сожалению, игра на гитаре, чашка холодного кофе во время собраний и распевание баллад на празднике урожая не слишком действенные приемы. Кто в наши дни желает быть кротким и смиренным и унаследовать Царство Божие? Ведь всегда есть возможность выбраться в местный паб и выпить пинту-другую пивка.

— Ты полагаешь, что торжество материализма является проблемой?

— В какой-то мере. Проблемой является то, что наша культура предлагает все и сразу. Кроме того, люди стали больше знать. Телевидение убедило их, что земля круглая, а все мы — продукт длительной эволюции. В этой модели не остается места змею-искусителю и вселенскому греху. Если вы набиваете головы людей рассказами об инопланетянах и снежном человеке, глупо рассчитывать на то, что они будут задумываться о последствиях своих деяний. — Я онемела, слушая неожиданную исповедь. — Прости меня, дорогая Фредди. Мне не следовало говорить об этом. Я просто еще не совсем выздоровел. И… немного расстроен…

— Ты можешь говорить обо всем, что считаешь нужным. Обещаю, я не стану докладывать епископу.

Свитен слабо улыбнулся.

— Я уже говорил с епископом об этом. Он посоветовал больше молиться. Но пойми, я не могу больше молиться! — голос Свитена зазвенел от отчаяния. — Я пытался, я десять лет умолял Господа помочь мне, но он отказался. Почему? Есть два ответа: или Господь садист, или его не существует. Вот так, именно к этому выводу я пришел, — Свитен слабо улыбнулся.

На его глазах заблестели слезы. Я присела на кровать, похлопала его по руке и протянула рулон туалетной бумаги, который стоял на прикроватном столике.

— Мне так стыдно! — всхлипнул Свитен. — Я веду себя как ребенок.

— Во всем виновата болезнь. Когда я болела, то рыдала с утра до вечера, несмотря на то, что Прим по-матерински ухаживала за мной, в доме было тепло, а еда всегда была вкусной, — я сделала паузу, осознав, что могу показаться бестактной. — Когда человек болеет, он чувствует себя несчастным и беспомощным. Хотя если вдруг когда-нибудь я приму решение, что никогда более не возьму в руки кисть и краски, то не смогу сдержать рыданий. Потеря профессии гораздо более тривиальное событие, чем потеря священником веры в Бога…

— Тебе не кажется, что наш разговор слишком уж в викторианском духе? — прервал меня Свитен. Он делал невероятные усилия, чтобы взять себя в руки. — Помнишь парня из романа миссис Гаскелл[48], которого мучили сомнения? Кажется, роман назывался «Север и юг». Он вынужден был бежать и жить среди дымящих труб Севера. Для него это стало настоящим испытанием. Грязный воздух убил его бедную невинную жену. Каждый день я говорю себе, что должен оставить пост. Но, боюсь, мой поступок убьет Берил. Может быть, лучше продолжать служить людям без веры в сердце? Но ведь это лицемерие! — Свитен застонал и натянул простыню на лицо.

— Проблема частично и в том, что у тебя депрессия. Депрессия — это состояние, которое намного серьезней, чем ты полагаешь. Вера, по большому счету, — это из области интуиции, не правда ли? Когда у тебя депрессия, то не можешь ни во что верить. И конечно, не можешь полагаться на интуицию.

Свитен престал плакать и посмотрел на меня.