Исполнение желаний - Тереза Ромейн (2016)

Проклятье. Хавьер подозревал, что его и так не слишком жалуют арендаторы, а теперь ко всем грехам присовокупится еще и этот: испортил людям рождественскую заутреню.

Но с какой стати они решили, что могут узурпировать его скамью? В церкви, которую построили его предки, которая принадлежит ему? Как они посмели ущемлять в правах того, от кого целиком зависят?

Внезапно им овладело отчаянное желание развернуться и уйти. Но назад пути не было – люди уже расступались перед ним, пропуская вперед.

Не оглядываясь, Хавьер прошел к освобожденной для него и его гостей скамье перед алтарем, чувствуя себя голым королем из известной сказки.

И, как и тот самый голый король, он, расправив плечи, приготовился к долгому испытанию. Что бы там ни случилось, граф должен держать лицо. Вернее сказать, держать выражение номер два: надменная самоуверенность. Чтобы показать, что он тут хозяин, всем тем людям, которые сейчас смотрели на скромного викария и все более уверенно и радостно пели рождественский гимн.

Глава двенадцатая,

содержащая весьма соблазнительный вымысел

Когда Хавьер после утренней службы вернулся в Клифтон-Холл, первым делом выпил хересу для поднятия духа. После позднего завтрака он выпил еще. И за ужином с непременным гусем и царившим за столом всеобщим оживлением накачивал себя вином, а, как только трапеза закончилась, переключился на бренди.

Граф не надеялся найти правду на дне бутылки, но рассчитывал ее в этой бутылке потопить.

Рассчитывал, но не смог. Сегодня у него ничего не вышло, ведь сегодня – Рождество. К тому времени, как гости начали расходиться на покой, Хавьер оставил попытки освободить себя от мучительной правды, которая пробралась к нему в душу одновременно с простудой, подхваченной им в нетопленой холодной церкви.

А правда заключалась в том, что он оказался заложником собственного амплуа.

И вплоть до настоящего момента всего лишь одному человеку удалось это заметить. Хавьер ненавидел Луизу за этот пытливый взгляд, полный вопросов, на которые нет ответов. Ненавидел, вплоть до сегодняшнего дня, вернее, утра в церкви. Сегодня граф вдруг осознал, что она имела право на эти неудобные вопросы. Заигрывая со скандальными лондонскими газетенками, он как-то совсем позабыл о своих арендаторах. Им, людям, живущим и работающим на его земле, молящимся в его церкви, и в голову не могло прийти, что он, Хавьер, вдруг заявит свои права на места у самого алтаря, в церкви, в которой он и не помнил, когда был в последний раз.

Они не виноваты. Виноват он. И сколько бы граф ни пил, растворить это ужасное чувство вины бренди было не под силу.

Впрочем, Хавьер знал одно место в доме, где боль не ощущалась бы так мучительно остро. И посему, глотнув воды, чтобы прояснить голову, и поправив шейный платок, он направился в библиотеку.

Хорошо смазанные петли не скрипнули, когда Хавьер чуть приоткрыл дверь. Мисс Оливер была там, как он и надеялся. Зашифрованная книга лежала раскрытой на столе у окна. Лампа Карселя, снабженная хитроумным механизмом для подачи масла и потому дававшая яркий и ровный свет, выхватывала из полумрака часть столешницы красного дерева и профиль Луизы, которая водила указательным пальцем по листу бумаги, испещренному записями, после чего, заглянув в фолиант, принималась что-то быстро писать на чистом листе.

Так продолжалось несколько минут. Она его не замечала.

Хавьер деликатно покашлял. Потом с довольно громким стуком захлопнул дверь. Потом каблуком постучал по двери.

Луиза даже не подумала оторвать взгляд от листка.

И тогда Хавьер дал волю раздражению.

– Помилуйте, Луиза, что такого интересного вы там нашли?

Мисс Оливер подняла голову и, щурясь, посмотрела в его сторону.

– Алекс? Похоже, у вас прекрасное настроение.

Он потер лицо ладонью.

– У меня всегда прекрасное настроение, – пробормотал граф.