Тихая ночь - Чарльз Эллингворт (2012)

Подруги побежали назад к вокзалу и попали под ударную волну, которая прибила их к боковой стене. Звон бьющегося стекла, отскакивающий рикошетом от большого количества поверхностей, и грохот, с которым окна обрушивались на локомотивы, заполнял все акустическое пространство, отражаясь эхом и усиливаясь внутри тоннеля. Ошеломленные, Мими и Ева поползли обратно, к торцевой стене. Мерцающие вспышки теперь невозможно было разглядеть за раскаленными взрывами. Подруги цеплялись друг за друга, когда случайный осколок барабанил рикошетом по бокам тоннеля, а сполохи нарастали до тех пор, пока стало невозможно различить, где кончается один и начинается другой. Каждая серия бомб оставляла на теле города пылающий узор. Отдаленный взрыв мог предвещать, что ужас ослабит хватку или же, наоборот, вцепится сильнее, если бомбы будут играть в классики вокруг своей цели в темпе крещендо, каждую долю секунды приближаясь к пику, который сулил неизбежное прямое попадание. Волна давления сжимала органы, изводила внутреннее ухо, отключала способность прослеживать эффект Доплера в удаляющихся шагах взрывов.

В районе вокзала наступило затишье. Но в других частях города продолжался грохот и вой разрушения, и пульсирующие сполохи озаряли стробирующим светом обе стороны тоннеля. Женщины выпустили друг друга из отчаянной хватки, не в силах поверить, что остались невредимыми после града ударов. Пыльный воздух и пар, который, как они догадались, шел от котлов разбитых локомотивов, затруднял дыхание и смазывал расцветающие огненные вспышки в бесформенную сплошную молнию.

Ева и Мими снова направились к входу в вокзал, где занавеси тумана — исчадия паровозного дыма — то смыкались густыми клубами, то расступались, приоткрывая картину грандиозного разрушения. Через огромные дыры в крыше адское варево поднималось к небу, которое из черно-белого фотографического негатива перекрасилось в огненно-оранжевый тон, испещренный мириадами вспышек, загоравшихся теперь так часто, что возникал эффект окклюзии — свет перекрыл тьму.

На двух размозженных вагонах, изрыгавших пламя и дым, беспомощно растянулся локомотив. Его гудок заклинило на пронзительном вопле баньши[76], который милосердно заглушал крики гибнущих под завалами и от огня или искалеченных и раненых, корчившихся под ногами у тех, кого сковал шок. Главный вход обвалился, и огонь и дым сочились по лестнице в подвалы. У стены виднелся холмик еще шевелившихся тел: один из вагонов снесло с рельсов и протащило по платформе, как дьявольский снегоочиститель, сметающий все на своем пути. Теперь он лежал на боку, истекая густым дымом. Отрезанная от Мими и Евы непреодолимой преградой, стояла девочка в школьном берете и с сумкой через плечо. Она смотрела на ошметки руки, болтавшиеся на хряще и артерии, которая заливала платформу фонтаном крови.

Женщины испуганно переглянулись. Бежать было некуда — оставалось лезть через стену на другом конце тоннеля. Но как? На нее не забраться без лестницы или чего-нибудь в этом роде. У стены лежал кусок искореженных рельсов, на одной полосе которых еще сохранился бетонный башмак. Не говоря ни слова — разговоры были бесполезны посреди какофонии, которой как будто пропиталась каждая клетка, — они потащили рельс к отвесной стене, задыхаясь в клубах дыма и пара, с трудом разбирая дорогу. Легкие бунтовали, Еву рвало, но женщины все-таки дотянули свою импровизированную лестницу до места назначения.