Горький мед - Мария Лебедева (1996)

Почти всю ночь провел он без сна, в муках и сомнениях, то зарываясь с головой в одеяло, то вскакивая и начиная нервно вышагивать по квартире. Только себя обвинял он во всем, собственной черствостью и нечуткостью объяснял поведение Ольги; казнился, что не смог, не сумел понять ее состояние, вовремя найти нужные слова, остановить ее; покрывался испариной от страха, что она за этот месяц, возможно, и думать забыла о нем и что — не приведи Бог! — у нее появился кто-то другой.

На рассвете он забылся тяжелым, беспокойным сном, а проснувшись, кинулся звонить Ольге. К его удивлению, трубку взяла Тамара Ивановна, которая почему-то звонку его страшно обрадовалась. Она сказала, что Ольга ушла на работу, но это даже к лучшему, потому что им надо срочно встретиться и поговорить. Предложив Кириллу приехать в Сокольники, она дала ему поручение по пути забежать на рынок и купить фрукты и клюкву.

— Какие фрукты? — ничего не понимая, удивился тот.

— Ну, яблоки, лимоны… неважно, — ответила Тамара Ивановна и многозначительно добавила: — А вот клюкву… клюкву обязательно.

Кирилл был озадачен этой таинственной многозначительностью, но, с другой стороны, рассудил он, если Тамара Ивановна просит его хоть о какой-то услуге для Ольги, появилась смутная надежда, что еще не все потеряно.

Минут через сорок он стоял у двери Ольгиной квартиры, растерянный, нагруженный всевозможными пакетами и свертками.

— О, да вы, я гляжу, весь рынок скупили! — открыв дверь, засмеялась Тамара Ивановна.

А час спустя Кирилл вылетел из этой квартиры как на крыльях и помчался на свой аэродром, чтобы договориться о медкомиссии. По дороге, вспомнив, что даже не позвонил Ольге, остановил машину и направился к ближайшему автомату.

Еще вчера Ольгу крайне возмутил бы поступок тети Тамары, вздумай она так бесцеремонно вмешаться в личную жизнь племянницы, но сейчас ей с улыбкой припомнились только слова из записки: «Не забывай о своем вещем сне»…

Внезапно Кирилл разжал объятия, встал и прошел к окну.

— Знаешь, сейчас я больше всего в жизни боюсь двух вещей, — стоя спиной к Ольге, медленно проговорил он. — Медкомиссии и… тебя.

— Ну медкомиссии понятно, ее бояться положено, — улыбнулась она. — А меня-то почему?

— Нет, не тебя, конечно… — смешался Кирилл, — не тебя, а… вдруг ты меня разлюбишь…

— И чего же ты боишься больше? — вкрадчиво спросила Ольга.

— Даже не знаю, — честно признался он и, подумав немного, решительно сказал: — Все-таки тебя больше…

Значит, этот широкоплечий, рослый, красивый мужчина у окна не настолько бесстрашен, как могло показаться на первый взгляд, и Ольга понимала, что только ее любовь способна защитить и избавить Кирилла от главного страха его жизни. Ей захотелось приласкать его, тихо и нежно, как мать ласкает свое дитя, чтобы улыбка никогда не покидала его лица, а глаза всегда светились навстречу ей радостью и счастьем.

— Иди ко мне… — тихо сказала Ольга.

Она опустилась на подушку, Кирилл подошел, сел рядом. Она взяла его голову, приблизила к себе и поцеловала в лоб. Дыхание его участилось, глаза потемнели, а сильные горячие руки, лаская, и сквозь одежду находили самые потаенные и отзывчивые уголки ее тела. И вот она уже всем телом, всем существом своим потянулась к нему, сама срывая с себя ненужную одежду и помогая раздеться ему, чтобы каждой клеточкой, каждой порой почувствовать его, понять, и ощутить, и вобрать в себя, и раствориться в нем.

Кирилл перевернул ее на живот, целуя сзади в шею и нежно покусывая мочку уха. Прикосновение его мягкой шелковистой бороды возбуждало, напоминая страстный любовный шепот, когда бессмысленные слова сливаются в единый поток, все набирающий силу, который несется с ревом, сметая все на своем пути. Стоя на коленях, опершись локтями на подушку, Ольга спиной ощущала невесомую, сладкую тяжесть его тела, которое билось в страстном желании остаться в ней навсегда.