Горький мед - Мария Лебедева (1996)

— Кушать подано! — с легким шутливым поклоном проговорил он, делая широкий жест рукой в сторону стола. — Осталось только чай заварить. — Заметив перемену в ее настроении, встревоженно спросил: — Что с тобой?

— Ничего, просто легкая слабость, — тихо ответила Ольга. — Сейчас пройдет.

В действительности же она расстроилась, вспомнив в ванной о том, что Кирилл ничего не спросил о ребенке, даже не намекнул, что знает об этом.

«Неужели тетя Тамара не сказала?» — забеспокоилась Ольга. Но, с другой стороны, становилось совсем уж непонятно, для чего она тогда вызывала Кирилла и о чем они вообще говорили.

Пока он заваривал чай, Ольга сидела на топчане, не зная, с чего начать и как подступиться к этой деликатной теме, но так и не придумала ничего лучшего, чем просто спросить:

— Скажи, Кирилл, а тетя Тамара… в общем, тебе все известно?

Накрыв заварной чайник полотенцем, Кирилл подошел, сел возле нее на корточки и, взяв ее руки в свои, с улыбкой посмотрел снизу вверх.

— Конечно, не все, — весело проговорил он и лукаво подмигнул. — Далеко не все… Мне, например, неизвестно, любишь ли ты меня… Ты ведь мне этого так и не сказала…

Ольга заерзала на топчане, но Кирилл, не дав ей возразить, шутливо продолжал:

— Ну, положим, насчет этого у меня еще кое-какие догадки имеются… А вот что уж мне совсем неизвестно, так это кто же у нас все-таки будет: сын или дочь. — С этими словами он потянулся к Ольге, положил голову ей на колени, ухом к животу, словно в надежде услышать какой-то магический знак, который избавил бы его от этой неизвестности.

Прождав несколько секунд в такой неудобной позе, он вскочил на ноги, присел рядом с Ольгой, одной рукой притягивая ее к себе, а другую бережно кладя ей на живот.

— Знаешь, на самом-то деле и сын и дочь — это одинаково здорово! — щекоча ей щеку бородой, тихо проговорил он.

Увидев его загоревшиеся радостью глаза, услышав эти слова — «сын» и «дочь», произнесенные им с какой-то особой, трогательной ласковостью в голосе, Ольга только сейчас поняла, что это невидимое, требовательное существо, живущее в ней, в действительности не существо, а именно — мальчик или девочка, какими были когда-то и она, и Кирилл, и дядя Паша, и все остальные, но только до того, как переступили порог этого мира.

И от этой простой мысли ее охватил вдруг необъяснимый восторг, смешанный с легкой, светлой печалью, будто тихий ангел пролетел мимо, слегка коснувшись ее невидимым воздушным крылом. Она сидела с закрытыми глазами и блаженно улыбалась, как бы вслушиваясь в неземную музыку где-то внутри, доступную лишь ей одной.

Кирилл разлил чай по чашкам, подвинул к Ольге тарелку с едой, затем, вспомнив о чем-то, вынул из холодильника большую банку с клюквенным морсом.

— Вот, Тамара Ивановна строго наказала поить тебя этим напитком. — Он налил морс в стакан и разбавил горячей водой.

— Знаешь что… — все еще пребывая в особом просветленном состоянии, проговорила Ольга, — если родится мальчик, давай назовем его Павлом, в честь дяди Паши, ладно?

Кирилл молча закивал в знак согласия, а прожевав котлету, твердо произнес:

— Обязательно! Я и сам хотел тебе это предложить. А если… не мальчик? — робко спросил он, отставил тарелку в сторону и, в волнении схватив стакан с морсом, сделал несколько глотков.

— А если девочка… — медленно, с улыбкой начала Ольга. — Девочку мы назовем Полиной.

Она увидела, как глаза Кирилла вспыхнули и засветились любовью и благодарностью, он потянулся к ней через стол, накрыл ее руку своей и, ласково сжав, тихо промолвил:

— Кто бы у нас ни родился, я уже люблю его… или ее…

Увидев, что на столе не хватает дядипашиного варенья, Ольга встала и открыла шкафчик на стене.

— Ты какое хочешь? — спросила она Кирилла. — Малиновое? Клубничное? Может, яблочное?

— Да я вообще-то сладкое не очень, — признался тот, доедая котлету. — Давай любое, какое тебе нравится.