– Ты фантазировала обо мне?! – закричал он, и я рефлекторно ударила его рукой.

Мистер Хэнсон хихикнул:

– Вот это поворот!

Злорадная улыбка расползлась по лицу Тристана. Это официально: я. Умираю. Он наклонился и прошептал:

– Я сделал эту штуку моим языком и твоими губами?

Я покраснела.

– С губами, которыми мы говорим? – прошептала я в ответ.

Его злорадная улыбка стала шире.

– Грязная, грязная девчонка.

Я заставила себя встать со стула и встретилась глазами с мистером Хэнсоном.

– Могу взять свой чай в стаканчике?

– Ну же, Элизабет, мне нужно знать больше! – сказал Тристан, смеясь над моим смущением. Я проигнорировала его и взяла чай, который передал мистер Хэнсон.

– Я с тобой не разговариваю, – сказала я, двигаясь к выходу. – Ну же, Эмма, поехали.

– Просто чуть больше деталей! – умолял он, когда я придержала дверь открытой.

Я издала тяжелый вздох и повернулась к нему:

– Ты принес меня в зеленую комнату, где ты превратился в зеленого монстра и начал ломать меня и комнату. Причем ломать во всевозможных смыслах этого слова.

Он захлопал глазами.

Пустой взгляд. Пустой взгляд.

– Повтори-ка?

Его недоумение заставило меня рассмеяться.

– Ты хотел знать.

– Ты очень, очень странная женщина.

Мистер Хэнсон улыбнулся:

– Ах, то же самое случилось со мной летом 1976-го.

– У вас были сексуальные сны? – спросила я в замешательстве.

– Сны? Нет, дорогая. Я был брошен в зеленую комнату и чертовски хорошо сломлен там.

Неловкий момент номер пять тысяч четыреста сорок два, моего пребывания в Мидоус-Крик.

– На этой высокой ноте я ухожу. Спасибо за чай, мистер Хэнсон.

– Я приду косить траву сегодня чуть позже, – сказал Тристан.

Я знала, что ничего грязного в его словах нет, но все равно густо покраснела.

В тот день приехала Фэй. Я хотела, чтобы она помогла мне выбирать проекты и цвета для дома Тристана. У нее был наметан глаз на мелкие детали. Мы сидели на крыльце с тремя дизайн-досками, которые я создала, но она, вместо того чтобы сосредоточиться на нашем задании, смотрела на красивого мужчину, который стриг мой газон.

Эмма помогала ему толкать газонокосилку, она была убеждена, что может стричь траву получше, чем Тристан. Она спорила с ним постоянно, говоря, как ужасно у него получается. Он просто улыбался и огрызался в ответ. Фэй уставилась на Тристана, испытывая почти благоговейный страх от метаморфоз. Она не видела его еще с тех пор, как он подстриг волосы. И открыл свою крепкую мускулатуру. До сегодняшнего дня она не видела его улыбку. Его борода отрастала, и, честно говоря, я была счастлива от этого. Я любила его бороду почти так же сильно, как любила его улыбку.

– Я не могу в это поверить, – вздохнула Фэй. – Кто бы мог подумать, что этот дикий, грязный хиппи-мудак станет когда-нибудь таким… горячим?

– Мы все немного дикие и немного мудаки.

Она повернулась ко мне, в ее глазах играла глупая ухмылка.

– Вот дерьмо. Он тебе нравится.

– Что? Нет. Он просто помогает по хозяйству. В основном с газоном.

Ее голос перешел на громкий рык, она понятия не имела, как это – говорить шепотом.

– Ты уверена, что только газон? Или он может прочистить и дренаж тоже?

– Фэй! Заткнись.

– А грязную посуду он не моет? Твои тарелочки давно не были такими сияющими.

– Я не буду обсуждать это с тобой.

Я покраснела.

– В любом случае, мне нужна твоя помощь. Какой макет тебе больше нравится для гостиной и столовой? Я хочу включить в него дерево, которое он сам обрабатывает. Тристан много работает с древесиной, и я думаю…

– Это его древесина? Хорошо. Толстая? У него может быть и тонкое дерево, главное, чтобы управлялся им…

Я удивленно посмотрела в ее прищуренные глаза:

– Твои мысли всегда в сточной канаве?