Позволяю любить - Алина Ржевская (2007)

Врачи беспомощно разводили руками. Ее записка — как насмешка судьбы. «Ты еще пожалеешь» — обещала роковая запись, и внутренний карман Виктора, где хранился этот обрывок бумаги, нестерпимо выжигал сердце.

«Ты выбрала плохой сценарий, детка, — грустно думал Виктор. — Теперь сама себя жалеешь. Поздно, ничего не исправить».

Ника потеряла ребенка. Виктор внезапно испытал ощущение, будто у него украли что-то очень ценное. Отняли нечто важное, о чем раньше он не догадывался и потому совсем не ценил. Только теперь он обнаружил, что, оказывается, совсем не прочь стать отцом, большим, сильным и всезнающим папой, что ему нравилось бы, если б малыш залезал к нему на колени, обвивал шею крохотными ручонками и шептал на ухо: «Хочу игрушку, па…»

И он злился на Нику. Злился за то, что своим глупым поступком она лишила его такой простой возможности испытать такое огромное счастье — быть отцом. «Даже если ты выживешь, Ника, — решил он, — мы расстанемся».

Вероника и не подозревала о принятом решении. Она лежала в палате, уверенная в том, что раз уж она находится в элитной больнице, то для этих врачей не существует ничего невозможного, что они смогут исправить все ошибки, совершенные ею по незнанию. Жаль, конечно, что потерян ребенок, такой выигрышный козырь, с помощью которого можно было манипулировать Виктором. Ну да ничего, как только она выздоровеет, эту карту снова можно будет разыграть.

Подумаешь, выкидыш. Забеременеем еще разок — не сложно…

…Виктор вошел в палату. Ника показалась ему похожей на куклу, некогда очень живую и красивую, а теперь — с поблекшим, словно вылинявшим лицом. Единственно привлекательными на этом личике оставались только глаза — большие, прозрачные, стеклянные… но пустые. Кукольные такие глазенки, позаимствованные у глупышки Барби.

Он смотрел на нее и никак не мог понять, почему раньше она ему так нравилась, почему он жил с ней, почему позволил зачать от него ребенка. И в сердце его царила та же черная пустота, что и в ее глазах.

— Зачем ты это сделала? — сухо спросил он.

— Ты волновался за меня, милый? — Ого, она еще и кокетничать пытается!

Захотелось закричать на нее, ударить побольнее, так, чтобы разбить это фальшивое лицо на осколки. Виктор промолчал, отвернулся, чтобы сдержать эмоции, нервно прошелся по палате. Два шага — вправо, два шага — влево, четыре — вперед, четыре — назад.

Все, можно говорить дальше. Он достал из кармана ее записку, прикинул, не швырнуть ли ей в лицо, но только потряс у нее перед носом.

— Ты сама неужели нисколько не жалеешь о том, что натворила? — холодно поинтересовался он, так и не обнаружив волнения.

— Прости, — тихо прошептала она. — Я не хотела… Не думала, что все выйдет так…

Ее глаза наполнились слезами — такими же стеклянными слезами, как и глаза, породившие эту горькую влагу.

Она явно не прочь открыть новый театральный сезон, но Виктор уже не верил ни слезам, ни раскаянию, ни даже страданиям. Опять игра, сердито подумал он, притворство, варварство.

«Ты никогда ни о чем и ни о ком не думаешь, — со злостью думал он. — Просто потому, что не умеешь это делать».

— Ладно, — сказал он. — Спи. После поговорим.

И вышел.

«После» не будет, Виктор решил не возвращаться. В кабинете врача он сунул тому в руку пухлый конверт с деньгами, распорядился обеспечить пациентке самый лучший уход, попросил звонить в случае новых просьб и пожеланий, а также — информировать об изменениях в ее состоянии.

И на этом поставил точку. Для Ники больше нет места в его жизни. Он попрощался с ней.

На крыльце его ждал Юрий.

— Как она? — заботливо спросил он, заметив хмурый вид Виктора.

Тот рукой махнул — дескать, не хочу… Они молча дошли до машины.

— Что у тебя? Юрист смотрел контракт? — спросил Виктор, когда они отъехали от больницы.