Прощальный поцелуй - Тасмина Перри (2016)

– И по сей день никому не известно, кто на самом деле шпионил на русских, а кто нет, – сказал он. – Но все знают, что шестидесятые годы были временами очень переменчивыми. Все были в той или иной степени идеалистами, а в КГБ работали настоящие виртуозы вербовки. Вспомнить хотя бы «кембриджских шпионов»: Ким Филби, несомненно, был самым успешным шпионом в истории. Он возглавлял отдел контрразведки в МИ-6, имел доступ к секретным материалам Секретной службы США, ЦРУ и ФБР, и все время передавал информацию в Москву. Вы же не думаете, что он был такой один?

– А что Сомс сказал по поводу голословных обвинений Доминика? – спросил Эллиот, когда в рассказе Эбби возникла небольшая пауза.

– Он сказал, что это возможно, но крайне маловероятно. Сказал, что знал Доминика с первого дня учебы в университете, что они с ним были близки, как братья. Он не только никогда не замечал ничего, указывающего на то, что Доминик работал на русских, но и убежден, что тот просто был человеком не того сорта.

– Кто знает, что заставляет человека стать предателем, – цинично заметил Эллиот.

– Мне кажется, он имел в виду, что Доминик Блейк был политическим идеалистом иного сорта.

– Но «Капитал» был журналом политическим.

– Джонатон сказал, что политика интересовала Доминика лишь постольку, поскольку понуждала людей говорить о его журнале. Но у него никогда не было политических амбиций, в отличие от Розамунды, как и ее непримиримости. Очевидно, что он был просто ужасным болтуном и не мог бы сохранить тайну, даже если бы от этого зависела его жизнь. Людям очень нравилось с ним общаться: у него всегда была припасена очередная история – обычно грязная – не о том, так о другом.

Она подняла глаза на Эллиота, который задумчиво смотрел в окно.

– Лорд Сомс сообщил нечто такое, что подрывает вашу гипотезу насчет Доминика и наркотиков: он сказал, что деньги на раскрутку «Капитала» ему дал его отец. В смысле отец Сомса.

– Но мы же с вами и не ожидали, что Сомс, даже если он знал наверняка, что Доминик был шпионом, признает это, – произнес Эллиот, как будто рассуждая вслух. – Речь идет не о Джеймсе Бонде. Шпионаж имеет этакий романтический ореол, но это самое настоящее предательство своей страны, своих друзей, коллег. Взять того же Филби: он несет ответственность за гибель десятков секретных агентов Запада.

Потом она рассказала ему о телефонном разговоре с Робертом Уэббом, бывшим редактором журнала «Капитал», и переписке по электронной почте с еще одним коллегой Доминика, журналистом. Эллиот сказал, что из них обоих надо постараться выжать что-нибудь еще, несмотря на то, что первое общение оказалось совершенно бесполезным.

– А что у вас? – спросила Эбби, отпив воды из своего стакана.

– Большинство тех, кто тогда работал в редакции «Советской», уже умерли. Но нужно знать, где искать, – оказалось, что материал со списком шпионов был по всем правилам заархивирован: один человек, который в те времена был начинающим репортером отдела новостей, сделал для меня копии.

– Но все это как-то не очень убедительно, – заметила Эбби.

– Согласен. Кого мне действительно хотелось бы вычислить, так это куратора Доминика.

– Куратора?

– Если ты агент, твоим непосредственным начальником является куратор, это он выдает тебе задания, и он твое контактное лицо. Вы что, не смотрели «Шпион, выйди вон»?

Она покачала головой, а потом вспомнила, что Ник покупал DVD с этим фильмом, но смотрел его сам, пока она наверху принимала ванну.

– Учитывая то, что Доминику сейчас было бы за восемьдесят, любой куратор из того поколения шпионов уже давно умер, что неудивительно. Но на завтра у нас намечена встреча с Алексеем Горшковым, бывшим полковником КГБ, который, как я думаю, сможет пролить свет на эту сторону деятельности Доминика.

Эбби нервно засмеялась.