Песок под ногами - Татьяна Успенская-Ошанина (2008)

— Давай бумагу. Лучше блокнот. Значит, так: за работу нам обещают платить парным молоком, мясом, курами, картошкой и тэ дэ и тэ пэ. Наше дело закупить сыр, чай, конфеты, колбасы, крупы и тэ дэ и тэ пэ. А ещё марлю от комаров, бинты, йод, перекись и всякую другую чушь. Я тут цены выписала, садись считай! — Даша улыбалась. Совсем близко от Кости ямочка на щеке, дыбом волосы.

Костя покорно стал записывать под Дашину диктовку цены в чистый блокнот. Его укачивал Дашин голос и тревожил:

— Говорят, там есть подпол, так что масло, сыр и колбасы проживут до нашего отъезда в съедобном виде. Пиши, масло стоит три шестьдесят. Если в день… — Неожиданно Даша замолчала. Костя повернулся к ней: она улыбалась непонятно чему так близко и так сияла ямочкой, что он не выдержал: сам не понимая как, зажмурившись, поцеловал её в щёку. Тут же отшатнулся, открыл глаза.

Дашу словно ударили. Она побледнела, вобрала в себя по-старушечьи губы и неловко, скрипнув стулом, встала. Ему показалось: она стала меньше ростом. Ни слова не сказав, скользнула по нему белым взглядом и пошла из комнаты.

— Даша! — испугался он. — Что ты, Даша? — Он побежал за ней, смутно понимая непоправимость случившегося. — Прости, Даша, это больше никогда не повторится!

Но Даша сорвала с крючка пальто, оторвав вешалку, и выскочила за дверь.

— Даша! — Он выбежал на лестницу, бросился вниз по ступенькам, побежал за ней. Но Дашу не догнал.

С этого дня Даша его не замечала, точно он был невидим. Пролетел месяц бессмысленной жизни. Они сдавали всего два экзамена: письменную математику и письменную литературу. Смутно помнит чистые листки в клетку и линейку, последнее собрание, на котором отдали дневники, поезд, везущий их в Торопу.

Стояла жара, и председатель колхоза направил их поливать брюкву. Костя пристроился работать рядом с Дашей. Их гряды тянулись на двести метров. За водой нужно было идти к грязному пруду, цветами радуги блестевшему на солнце метрах в пятидесяти от гряд. Конечно, хорошо бы приладить насос и гнать по шлангу воду прямо на брюкву, но ни насоса, ни шланга не было, были только вёдра.

Чего только ни делал Костя, чтобы Даша поглядела на него: таскал из пруда сразу по два полных ведра, торопливо выливал воду, снова бежал к пруду, поливал и Дашину брюкву, чтобы Даша меньше поднимала тяжёлые вёдра, старался казаться весёлым, шутил с Шурой, даже пробовал что-то напевать под нос, но, вспомнив, что у Даши абсолютный слух, перестроился и начал бормотать стихи. Ничего не помогало — Даша не замечала его, даже не смотрела в его сторону и, видно, нарочно поливала и те места, которые он полил.

Костя не знал, что придумать. Он ведь по-дружески… чем обидел? Всегда, когда любят, целуют. В чём он виноват? Нет, он не может жить, когда Даша не смотрит на него.

Первого воскресного дня он ждал как избавления от всех своих мучений. В конце концов, имеет же он право поговорить с ней — как-никак они сто лет друзья! Ну, случилась глупость, с кем не бывает.

Костя задержался — доставал из чемодана и переодевал лучшую свою рубашку. Ребята играли на поляне в волейбол. Даши среди них не было. Пошёл искать её. Куда она могла исчезнуть? Её не было и среди тех, кто гонял в лапту. Двинулся в глубь леса и, наконец, увидел. Он продумал всё, что скажет ей. Главное — не растеряться сначала…

* * *

Костя смотрит на Дашу снизу, что-то, волнуясь, говорит ей, а я не слышу — жара съедает звуки. Вот хорошо, что Костя подошёл! Но Даша отворачивается, торопливо уходит от него. Тогда я зову её:

— Даша!

Я не знаю, чем можно ей помочь, и спешно придумываю.

Наконец она услышала меня. Идёт ко мне. Костя за ней.

— Это всё вы! — Голос её срывается. У неё совсем больное лицо. — Зачем придумали отдыхать? Уж лучше поливать брюкву.

— Нельзя только работать. Хоть когда-нибудь нужно…