Знак расставания - Лиз Райан (2003)

Эран никогда прежде не слышала, как Бен играет Шопена, но слышала, как он однажды заметил, что польский композитор был не просто романтиком-исполнителем, каким его видит большинство; его хроматические гаммы для правой руки требовали такого мастерства, что левой руке приходилось очень сильно работать, чтобы поддерживать гармонию звучания. Мягко-мягко Бен попробовал несколько нот и затем заиграл ноктюрн, отдаваясь всем телом его течению, склоняясь и раскачиваясь над клавишами, не поднимая глаз, вкладывая в исполнение, подумала Эран, всю душу, все, что композитор только мог желать. Взглянув на лица Рани и Клема, Эран сразу же получила подтверждение тому, что она лично знала с самого начала: призвание Бена — классика, и когда-нибудь он будет признан именно как исполнитель классической музыки. Было ужасно жалко строить его популярность на основе легко запоминающихся песенок, предназначенных для раскрутки, — но это была тренировка терпения и смирения, что никак не могло повредить ему. К тому времени, когда Бен станет писать мюзиклы, музыку для фильмов и даже оперы, у него уже будет очень глубокое представление о том, к чему тянутся слушатели, вне зависимости от жанра.

Эран не хотелось, чтобы Бен переоценивал себя или обманулся бы в своих ожиданиях, но сейчас, в кругу близких, она была потрясена, с какой легкостью он развился и достиг более сложного уровня. Но исполнять музыку Шопена — это одно, а писать свою такого же уровня — совсем другое!

Ноктюрн стремился к завершению, и их аплодисменты прозвучали восторженной овацией. Когда Бен поднял глаза и взглянул на них, Эран увидела, как они нужны ему, как важно для него зажечь любых слушателей, даже эту троицу ровесников.

Клем сидел, разинув рот: час назад он репетировал с Беном поп-композицию, считая ее в общем-то вершиной их достижений, но его ввели в заблуждение: Бен просто использует поп-культуру как трамплин!

— Эй, да ты издеваешься, что ли? — спросил Клем.

— Вовсе нет. Неужели ты не чувствуешь дуновение Рахманинова в «Путях полета»? Не того Рахманинова, который всем известен и обожаем… но тот его короткий пассаж, связанный с «Рапсодией» Паганини. Я не вижу причин, почему старые мастера не могут быть источником вдохновения для новых, особенно если учесть, что мне всего девятнадцать и я учусь у великих, — сказал Бен.

— Для меня великим был Хендрикс! — заявил Клем.

— Хендрикс, Шопен, Рахманинов — какая разница, твоя музыка или выдерживает испытание временем, или нет, — сказал Бен.

Клем, чьи идолы насчитывали в истории не более одного десятилетия, обнаружил, что он не готов к этому спору и ему нечего отвечать. Видя его насупленную физиономию, Эран присоединилась к разговору:

— Бен просто хотел соединить разное. Как бы раздвинуть рамки ограничений. Почему бы нет? Возможно, наступит такое время, что люди будут открыты разнообразию. Сегодня вечером пойдут на рок-концерт, на следующий день — в оперу. Зачем насаждать преграды и ограничения? Обращение к будущему возможно и через прошлое.

Клем уставился на девушку:

— А ты что, ирландская гадалка?

— Да, Клем, посмотри же, люди носят сегодня джинсы, а завтра надевают вечернее платье, — улыбнулась Эран.

— А при чем здесь это? — нахмурился Клем.

— Ну, если они могут так по-разному одеваться, почему бы им не слушать разную музыку? Я имею в виду, тебе бы быстро надоело каждый день носить одежду одного и того же цвета или питаться только гамбургерами? Да и кто сказал, что картошка и шампанское в принципе не сочетаются? — засмеялась Эран.

— Странная ты, Эран, — буркнул Клем.

— Правда? А тебе понравился Шопен? — спросила девушка.

— Ну да, в общем, но «Неприкаянность» мне нравится намного больше. Ну и другая новая песня Бена, — сказал Клем.