Мгновения жизни - Марика Коббольд (2007)

— Это не он разубедил меня, я сама передумала.

— Ага! Значит, это все-таки был он. — Грейс только вздохнула и отвела телефонную трубку. — Что это, дорогая? Ты куда-то исчезла. Во всяком случае, у него было такое смешное имя, похожее на фамилию. Помню, я в то время еще подумала, что эти американцы, должно быть, очень странные, если глядят на крошечную малютку и говорят: «Ладно, давайте назовем его или ее Андерсон или Гаррисон или Мэдисон… а что касается Божьей Коровки[15]…

— Во всяком случае, его зовут не Божья Коровка, — заверила ее Грейс. — Джефферсон — хороший друг. Я подумала, что тебе, быть может, захочется встретиться с ним, только и всего. Но теперь, кажется, в этом нет смысла, если ты все время будешь задавать вопросы. Он хочет взглянуть на окрестности, так что, если мы сможем остаться на ночь, это было бы здорово. Но рано утром мы тебя оставим. Нам надо вернуться в Лондон.

Была и еще одна причина, почему Грейс не хотелось слишком долго задерживаться у миссис Шилд. Она знала, что не сможет долго находиться в одной комнате с Джефферсоном, чтобы и слепому не стало понятно, что она без ума от него. В его присутствии Грейс была сама не своя. В общем, сейчас она сидела на самом краешке софы в уставленной цветами гостиной маленького коттеджа миссис Шилд, глаза у нее были мечтательные, как у теленка, а улыбка — самодовольная и предвкушающая одновременно. И еще она все время хихикала и разговаривала жеманным голосом. Миссис Шилд отнюдь не была дурочкой. Она постоянно бросала на Грейс многозначительные взгляды.

— С таким же успехом ты могла бы мне семафорить, — прошипела Грейс, когда Джефферсон, извинившись, отправился в ванную.

— То же самое можно сказать и о тебе, дорогая.

Грейс собралась было надуться, но губы сами собой расплылись в широкую улыбку.

— Я счастлива, Эви. Я сижу здесь, зная, что сейчас он вновь войдет через эту дверь, и этого простого факта достаточно, чтобы… только не смейся… чтобы у меня запела душа. — Разговаривая, Грейс перекладывала ноги одну на другую, изучая свои только что накрашенные ногти, и вообще ерзала и нервничала, как пятилетняя девочка.

— Ох, Грейс, ты влюбилась по уши. — Миссис Шилд села к ней поближе на софу. — Но, милая, будь осторожнее. Ты уже достаточно страдала.

Грейс улыбнулась, а потом вздохнула.

— Даже не знаю, что и сказать. По-моему, от меня уже ничего не зависит.

Положив на плечо Грейс сухонькую лапку, Эви произнесла:

— Помни, что только от тебя зависит, как ты справишься с тем, что выпадет на твою долю.

— Как-то я была у психотерапевта, и она сказала мне то же самое.

— Все психотерапевты, как ты их называешь, говорят это.

— Все-то ты знаешь.

— Я знаю все, — согласилась миссис Шилд.

— Она мне нравится, — заявил на следующее утро Джефферсон, когда они сумели наконец выбраться из медвежьих объятий миссис Шилд. Возвращаясь от миссис Шилд домой, Грейс с грустью размышляла о том, почему, когда она прощается с мачехой, та всегда кажется ей вдвое меньше ростом, чем при встрече с ней.

— Открою тебе одну тайну, — сообщила ему Грейс, — она мне тоже нравится.

— Почему это тайна и почему, говоря о ней, ты называешь ее «миссис Шилд», а не «моя мачеха», «мама» или хотя бы просто по имени?