Чужие страсти - Эйлин Гудж (2010)

Рождественский обед в их доме всегда был королевским пиршеством, к которому готовились несколько дней. Их слабенькое семейное единство, очень хрупкое и сохраняющееся только благодаря стараниям и терпению домоправительницы, которая заботливо подклеивала каждую его трещинку, в такие праздники казалось достаточно реальным. Вон помнил, как смотрел через стол на лица родителей и сестры, освещенных сиянием зажженных свечей, на прекрасно поджаренного блестящего рождественского гуся, которого Розали ставила в голове стола, и все это ему очень нравилось. Но ощущение это длилось недолго. Как и весь этот день, все быстро тускнело в памяти. На следующее утро мать снова укладывалась в постель с одной из своих очередных «головных болей», а отец опять уносился в офис, словно человек, отчаянно бегущий из горящего дома. Сейчас Вон ехал к сестре, чтобы отпраздновать с ней Рождество в первый раз за… да, по меньшей мере прошло уже лет пятнадцать с тех пор, как они отмечали его вместе.

А возможно, это будет и последний.

Лайла не должна знать, что результаты его последних анализов были совершенно не обнадеживающими — лейкоцитарная формула крови не реагировала на курс лечения так, как на это рассчитывал доктор. И эта новость только обеспокоит ее. А у нее и так хватает своих собственных проблем.

Этот день обещал быть примечательным и по другим причинам. Во-первых, там, совсем рядом, в большом доме будет Абигейл. Не беря в расчет напряженные отношения между ней и Лайлой, он понимал, что будет досадно находиться так близко от нее физически и все же достаточно далеко с точки зрения того, что он называл «ее другой жизнью». По всем правилам он должен был бы считать вполне удобным заглянуть к своей старинной подруге, чтобы пожелать ей счастливого Рождества. Но Вон также знал, что все это закончится ощущением, будто он ведет себя назойливо. Кроме того, уютная домашняя сцена, которую он, скорее всего, там увидит, определенно вызовет у него депрессию. Потому что за последнее время в его отношении к Абигейл произошел существенный сдвиг: то, что начиналось как прогулка по аллее воспоминаний, сейчас перешло на территорию более опасную, чем все, что ему встречалось в его путешествиях.

— Ты что-то совсем затих. Как ты себя чувствуешь?

Вон вынырнул из водоворота своих мыслей и посмотрел на Джиллиан. Она была такой миниатюрной, что казалась ребенком, которого посадили за руль: решительная маленькая девочка с торчащими во все стороны патлами светлых с розовыми кончиками волос, большими зелеными глазами на личике эльфа и взглядом жгучим, как огонь паяльной лампы.

— Нормально, — сказал он, стараясь говорить небрежно. Джиллиан имела склонность кого-нибудь опекать — в ней кипела какая-то кинетическая энергия, которая, если не была направлена на творческие свершения, начинала поглощать все на своем пути, — и Вон уже получил всю порцию ее опеки, какую только мог вынести.

— Ты уверен?

— Ну конечно же уверен. Расслабься, оʼкей? — Да, он чувствовал усталость, и его немного подташнивало, но в последние дни это было для него вполне нормальным. Так что нет никакой необходимости возиться с ним.

— Я смогу вздохнуть с облегчением, только когда мы получим результаты сканирования после твоей следующей компьютерной томографии, — заявила она. Через несколько недель закончится этот курс химиотерапии, и они смогут узнать, принес ли он желаемый результат. Ему бы очень хотелось быть настроенным так же оптимистично, как Джиллиан. — Что доктор Гроссман сказал о твоей температуре?

— Я ему ничего не говорил. Он уехал на праздники, поэтому я решил подождать до следующего приема. В любом случае это не так уж важно. — Возможно, периодическое плавное повышение температуры у него было просто частью реакции на химиотерапию, наряду с другими побочными эффектами, как, например, рвоты, выворачивавшие наизнанку желудок, и выпадающие клочьями волосы?

Джиллиан бросила на него строгий взгляд.