Время расставания - Тереза Ревэй (2010)

Камилла испытывала сильнейшее раздражение. Пожалуй, мать дала ей понять, что она скучает в кругу семьи, и девушка нашла такое признание отвратительным. Валентина как женщина должна быть всем довольна. Как она может считать мужа и детей помехой? А если бы однажды ее мать решила, что больше не желает ощущать себя узницей? Если бы она решила уехать?

У Камиллы внезапно возникло безумное желание броситься к матери и задушить ее — в объятиях. Но девушка довольствовалась тем, что пожирала Валентину глазами. Изящное тело расслабилось в кресле, короткие черные волосы, бледные щеки, мечтательный рот, тонкие руки, колени, очерченные легкой тканью платья, босые ноги с розовыми ногтями… Камилле хотелось обнять ее и… укусить. Еще пару минут назад она была совершенно спокойна, а вот теперь вся дрожала, испытывая беспокойство и раздражение, которые внушала ей мать. Эти чувства пугали Камиллу и порой не давали ей уснуть.

«Ты никогда не сжимала меня в объятиях!» — мысленно упрекнула мать взбешенная девушка.

Конечно, иногда Валентина имитировала объятие, но у Камиллы всегда складывалось впечатление, что ее мать делает это лишь по обязанности. Лаская дочь, женщина была отстраненной, скованной, неловкой, она никогда не отдавалась своим чувствам и старалась поскорее убрать руки. Девушка поняла, что, находясь рядом с Валентиной, никогда не была убеждена в материнской любви, как будто в глубине души она опасалась, что однажды утром, открыв глаза, обнаружит, что мама навсегда исчезла.

Где-то в начале аллеи, ведущей к дому, заурчал двигатель автомобиля. Удивленные Валентина и Камилла подняли головы. Они никого не ждали. В этот день, в воскресенье, во второй половине дня все слуги были отпущены, Андре отдыхал в спальне после обеда, а Максанс играл в своей комнате.

Колеса зашуршали по гравию, и машина остановилась перед входом. Валентина вскочила и направилась в вестибюль.

— Мама, а обувь! — воскликнула Камилла в ужасе от одной только мысли, что ее мать с босыми ногами откроет дверь.

— Это просто глупо! Ты так зависишь от условностей! — вздохнула Валентина, вернувшись в комнату для того, чтобы надеть сандалии.

Камилла нахмурилась. У ее матери был особый дар заставлять размышлять о совершенно немыслимых вещах. И если бы все ограничивалось такими пустяками, как встреча бог знает кого босой!

Кто-то настойчиво жал на кнопку звонка. Валентина открыла.

На пороге стоял молодой человек в фетровой шляпе.

Его светлые волосы были тщательно зачесаны назад. Бежевые брюки, спортивный пиджак помялись, но казалось, что юноша не ощущает жары. За его спиной темноволосая девушка в сером костюме помогала выбраться из такси маленькому мальчику. Увидев Валентину с Камиллой, юная особа застыла, сжав руку ребенка. Валентина еще никогда не видела настолько испуганного человека.

— Петер! — воскликнула Камилла, проскользнув мимо матери.

— Guten Tag[35], Камилла, — улыбнулся молодой человек. — Мадам Фонтеруа, как я понимаю? — добавил он на французском языке.

— Вы правильно поняли, месье, — холодно ответила Валентина, и у нее появилось странное и неприятное предчувствие, что она стоит на пороге перемен. — С кем имею честь говорить?

— Это Петер Крюгер, — пояснила оживившаяся Камилла.

Петер склонил голову и легонько щелкнул каблуками. Валентина сжалась, как от удара.

— Я прошу прощения за столь неожиданное вторжение, мадам, но ваш консьерж в Париже сказал нам, что вы за городом. К счастью, я смог узнать ваш адрес на почте. Мы сели в первый же поезд. О, я же должен расплатиться с вами, месье, — вспомнил наконец юноша и, порывшись в кармане, протянул банкноту водителю такси.

Валентина была оглушена. Камилла приблизилась к девушке с испуганным лицом.

— Добрый день, меня зовут Камилла. А вас?

— Лизелотта Ган, — прошептала незнакомка. — А это мой брат Генрих.

Она говорила по-французски неуверенно, но правильно.