Не ссорьтесь, девочки! - Ануш Варданян (2005)

Юля видела и подиум для показа одежды. Интересно, кто будет показываться? Задник, на котором обычно выведено имя модельера, затянут синим бархатом. Юлька не решалась спуститься вниз. Зеленка Лосевой преобразилась на коже в затейливый узор из молодых листьев и весенних цветов и плавно переходила в полупрозрачное одеяние из салатного цвета органзы.

Пока Юля созерцала жизнь знаменитостей «с высоты птичьего полета», мимо нее несколько раз прошел начальник охраны — в подсобное помещение и обратно. На шее золотая цепь, из-под воротника шелковой рубашки видна загорелая грудь. Он подозрительно оглядел молодую женщину, приникшую к балкону. Наконец подошел и хмуро окликнул:

— Артисты внизу ждут, девушка. Здесь артисты не стоят.

— А я, к сожалению, немножечко не артистка, — ответила Юля.

— И модели должны быть внизу. У них установка — показать костюмы и смешаться с толпой гостей.

— Я и есть толпа гостей.

— Пригласительный покажите, пожалуйста.

— Боже, какие меры предосторожности…

Начальник охраны, больше похожий на главу колумбийского наркосиндиката, обстоятельно изучил Юлькин пригласительный билет и вернул.

— Простите, мадам. — Он разве что не козырнул.

— Мадам прощает.

Он хмуро кивает и уходит. Юля сразу же чувствует себя лучше. Глядя на литые плечи главного охранника, она даже жалеет, что не флиртовала. И спрашивает вслед, просто так, между прочим:

— А какой Модный дом показывается?

Не оглядываясь, тот ответил:

— «Воропаев».

Елизавета Александрова восседает в кресле, утопая в цветах. За ней стоит главный режиссер театра — ее патрон и любовник. К ним подходит Шестакович и, низко поклонившись, галантно целует руку балерине, что-то нашептывая ей на ухо. Александрова кивает.

Шестакович быстро идет к подиуму, берет со стойки микрофон и легко запрыгивает на довольно высокий помост.

— Сегодня мы чествуем нашу фею танца, нашу великую балерину Елизавету Александрову Премьера, данная вчера коллективом театра, — это триумф твоей карьеры, Лизочка, киска…

Сквозь дежурную улыбку видно, как Александрова морщится от слова «киска».

— Тебе — царице — сегодняшнее пиршество красоты! Дамы и господа, я рад представить вам самого модного модельера в модном бизнесе, самого элегантного художника в элегантном деле. Воропаев, дамы и господа!

Взгляд Александровой беспокойно забегал в поисках Юли.

Воропаев был хорош. В белом смокинге, окруженный толпой стилистов и костюмеров, он обмахивался китайским веером. Воропаев был прекрасен. Пока молчал. Но иногда он открывал рот. Лучше бы он онемел.

— Почему не хватает девок? — кричал он. — Сколько раз говорить, лучше, чтоб их было на десять больше, чем на одну меньше. Уроды! Бизнес в этой стране никогда не научатся делать.

Юля стоит среди манекенщиков — молодых мужчин и женщин, готовых вот-вот выйти на подиум. Среди общей суматохи и волнения никто не замечает ее. Да и, честно говоря, она почти не выбивается из общего контекста. Ведь, в конце концов, все они одеты в ее костюмы. Это ее украденные идеи. Юля так пристально смотрит на Воропаева, что он тревожно оглядывается. Как давно она ждала этой встречи! Как горячо призывала Бога устроить ее. Примерно так же, как Нонка молится о своем Феде. И почему мы так жаждем встречи со своим обидчиком? Годами вынашиваем правильные слова, перебираем их, оставляя лучшие из лучших — самые хлесткие, самые обидные. Проговариваем, катаем во рту, заучивая наизусть. Почему? Надо будет спросить у девчонок. И вот он, недруг, на расстоянии пяти метров. А обидные слова улетучились. Ничего не помнит Юля. Может, подойти и дать ему пощечину?

Неугомонная Овчарка трусит к обожаемому Воропаеву и кричит в телефонную трубку:

— Не давать! Категорически не давать! Выгнать и лишить выходного пособия. Объясните ему, что деньги — это даже уже не бумага. Деньги — это фикция!