Комедия дель арте - Ольга Шумяцкая (2004)

— Я Мопси, — просто отвечаю я.

— Моп-си… — повторяет он по слогам. — Мопси — это что?

— Мопси — это я, — еще ласковей говорю я.

Дать ему подробные объяснения я не в состоянии — нет у меня такого запаса иностранных слов. После краткого раздумья я лезу в сумочку за русско-итальянским разговорником. Тут Черрути ведет себя еще более странно. Он бросается на меня с тигриной прытью и выхватывает сумочку из рук.

— Нет! — кричит он. — Я сам! — И срывает с моей сумочки замок.

Я пытаюсь протестовать. Что, честное слово, за безобразие такое! Это все-таки моя сумка! Но Черрути, видимо, считает иначе. Он опрокидывает сумочку и вытряхивает вещи прямо на землю. Моя чудная пудреница от Живанши прыскает на булыжник зеркальной россыпью. Черрути роется в сумке. Наконец останавливается, поднимает голову и медленно подходит ко мне.

— Где? — грозно спрашивает он и сует раскрытую сумку мне под нос. — Где товар?

— Какой товар? Вермишель? Рис? Шерстяные носки? Мормышки?

Я со всей доступной мне вежливостью объясняю Черрути, что никакого товара у меня нет, но если надо сбегать чего-нибудь купить, то я готова, лишь бы не оставаться с ним наедине. Черрути не внемлет. Он хватается за голову и пытается лишить ее волосяного покрова. Он вздыхает, охает, ахает, стонет и скрипит зубами. Потом задумывается.

— Ты — вместо Лауры, — не спрашивает, а констатирует он. — Где товар?

— Я не знаю Лауры, — с трудом подбирая слова, говорю я.

— Почему в этом костюме? — спрашивает Черрути.

— В магазине купила, — честно отвечаю я.

— Раз в костюме, значит, вместо Лауры, — резюмирует Черрути, но тут его взгляд падает вниз, где в грязи и пыли валяются мои вещи. Он наклоняется, подбирает мой паспорт, раскрывает и начинает разглядывать. — Так ты — русская? — В голосе его слышно такое изумление, будто в паспорте написано, что я прилетела с Марса.

— Ну, не совсем, — опять же честно отвечаю я. — Я еще немножко еврейка, по бабушке у меня чуть-чуть польской крови, а по прадедушке — литовской. Но в целом я, безусловно, русская.

— Мама миа! — шепчет он. — Что же мне с тобой делать?

— Я бы выпила чаю, съела бутерброд и легла спать, — еще честнее отвечаю я.

Черрути берет меня за руку и тащит за собой. Мы входим в темный подъезд и по обшарпанной лестнице поднимаемся на последний этаж. Черрути открывает дверь и вталкивает меня в квартиру. Впрочем, квартирой это можно назвать условно. В огромной грязной комнате стоят: деревянный стол, несколько стульев и две кровати. На кроватях навалены разноцветные одеяла. Черрути толкает меня на стул, исчезает и через пять минут появляется с чаем и бутербродами.

— Ешь! — говорит он и вытаскивает бутылку кьянти. — Хочешь?

Я мотаю головой. Черрути садится напротив, наливает в стакан кьянти и насыпает какой-то белый порошок.

— А это? Хочешь? — и показывает на порошок.

Я опять мотаю головой.

— Руссо туристо, — с чувством собственного достоинства произношу я, — но морфинисто!

— Дура! — ласково говорит Черрути. (Нет, не дура! Кара! Вот что он говорит — кара! Очень похоже на дуру, поэтому я и перепутала.) — Кара! — ласково говорит Черрути. — Это не морфий, это ЛСД! Ложись спать! — И кивает на одну из кроватей.

Я собираюсь с духом, открываю рот и собираюсь спросить: а с кем, собственно, я буду спать на этой самой кровати? Но тут одеяла в углу начинают шевелиться. Из них высовывается голая волосатая нога, потом голая волосатая рука и голая грудь, тоже очень волосатая. Меховая рука почесывает меховую грудь. Наконец из-под одеяла появляется лицо, заросшее мехом по самые глаза. Я вскакиваю со стула.

— Там… — в испуге бормочу я и тычу пальцем в угол. — Там… Там человек!