Багровый лепесток и белый - Мишель Фейбер (2017)

– Добрый день, мисс Конфетт, – приветствует ее Уильям со сдержанной сердечностью. – Как ваши дела?

– Все хорошо, благодарю вас, сэр, – отвечает тощая.

На губах ее, к сожалению, видны чешуйки сухой кожи, хотя глаза можно назвать красивыми. Держится довольно меланхолично, как и подобает гувернантке.

– Хороший сегодня день, – замечает Уильям, – погода улучшилась по сравнению с тем, что было в последнее время.

– Да, – соглашается гувернантка, – погода улучшилась.

Она неловко берет за руку маленькую девочку.

– Я повела Софи на прогулку, потому что в последнее время она такая бледненькая…

– Сейчас чем бледнее леди, тем лучше, – говорит леди Бриджлоу, – румянец, видимо, совсем вышел из моды, правда, Уильям?

Ни она, ни Уильям не снисходят до уровня Софи. Взгляды и слова проходят по воздуху – прямо к мисс Конфетт, высоко над головой девочки.

– Я нахожу Софи, – говорит гувернантка, не подыскав иной темы для изысканной беседы, – очень послушной и… прилежной ученицей.

– Как славно, – отзывается леди Бриджлоу.

– Очень хорошо, – роняет Уильям, на кратчайший миг заглянув в широко раскрытые глаза дочери, прежде чем двинуться дальше.

Дома, в удушающей жаре детской, Конфетка еле сдерживает себя. Она с трудом сдерживается, чтобы не затрястись от обиды – за себя и за Софи. Все сухожилия и нервы вибрируют, требуя разрядки.

Сделав глубокий вдох, она ровным голосом спрашивает Софи:

– Кто была эта леди, Софи?

Софи играет с деревянными зверушками игрушечного Ноева ковчега – это по-прежнему ее любимая воскресная игра, хотя мисс Конфетт позволила ей заниматься чем угодно в свободное от уроков время. Девочка ничуть не огорчена тем, как обошелся с нею отец и его знакомая; она немного раскраснелась, но, возможно, дело в непривычке к прогулкам и в жарко пылающем камине.

– Я не знаю, мисс.

– Она часто навещает вашего отца?

Софи отрывается от деревянных жирафов и в замешательстве морщит лобик. Вопрос по истории о наследовании месопотамских монархов был легче, чем этот.

– Но вы видели ее раньше? – не отстает Конфетка, и ее голос становится напряженнее.

Софи задумывается.

– Иногда слышала, как прислуга докладывает о ней, – говорит она. Конфетка мрачнеет. Впервые за все эти месяцы у нее руки чешутся взяться за перо и дать волю мстительным фантазиям, как она делала это в своем романе.

Только на сей раз жертвой будет не мужчина, а мерзкая сучка-мопс, связанная веревкой по рукам и ногам.

– Пощадите, пощадите, – завопила она, чувствуя, как что-то острое впивается в отверстие между ее зажатых ягодиц – холодный кожистый предмет, покрытый жесткой шерстью.

– Что это? Что это? – вскричала она в ужасе.

– Не узнаешь? Это морда горностая, – отвечает Конфетка, еще глубже вгоняя в нее острие головки горностаевого боа, – бедному зверьку у тебя в жопе лучше, чем на шее…

– Вы слышали, мисс, что сказал мой отец? Он сказал, что я хорошая девочка.

Вырванная из фантазии отмщения Конфетка в недоумении смотрит на счастливую улыбку и блестящие от гордости глаза Софи.

– Он этого не говорил, – выпаливает она, не подумав.

Радость улетучивается с лица Софи, она морщит лоб – отчего только усиливается ее сходство с Уильямом. Девочка отворачивается, прячась в менее опасный мир игрушек. Ной, которого она крепко держит в руке, начинает подниматься по трапу в Ковчег медленными величавыми скачками.

– Но извините, мой дорогой Рэкхэм, вы по-прежнему уходите от темы.

– Разве?

Утром в понедельник Рэкхэм принимает гостя в курительной комнате. Сигары уже раскурены, Уильям откупоривает бутылку портвейна.

– Скорее, мы не пришли к согласию по поводу темы, – говорит он. – Я спрашиваю вашего совета, как ускорить выздоровление моей жены здесь, в ее собственном доме. Вы же настойчиво перечисляете достоинства и недостатки сумасшедших домов от Абердина до Аберистуита.