Доля ангелов - Марина Юденич (2004)

Оно, собственно, и заключалось в той давнишней трагедии, расколовшей жизнь доктора Надебаидзе.

Как водится в таких случаях, на две части: до и после.

Человек большой силы духа, он сумел преодолеть эту пропасть, разлом в собственной судьбе. Однако ж не до конца. Просто навел мосты.

Другие, кстати, в подобных случаях — жгут.

Созидатель по призванию, он умудрился перекинуть зыбкий навесной мостик, вроде тех, что на его родине, в горах, соединяют крутые берега бурных потоков.

Привыкший виртуозно латать людскую плоть, соединять осколки раздробленных костей, и на свою распоротую судьбу сумел наложить шов. Однако ж в отличие от ювелирных швов профессора Надебаидзе, исчезавших со временем без следа, этот — остался навеки.

Девять лет минуло с той поры, как шестнадцатилетняя дочь доктора, наглотавшись таблеток, выбросилась с седьмого этажа. Из окна их квартиры в фешенебельном доме на Старом Арбате, точнее — на улице Алексея Толстого.

Возможности земных богов — увы! — не беспредельны. Ее он не спас и даже не пытался. То, что осталось лежать на асфальтовой дорожке, мало напоминало человеческое тело.

Мне повезло больше — я упала на газон. К тому же этаж был всего лишь вторым.

Антон утверждал: узнав об этом, доктор немедленно провел параллель. И даже — параллели.

Сознательно или нет — не суть.

Эта — была первой.

Следующей всплыла на поверхность мысль, разъедавшая его душу на протяжении всех девяти лет: спасать Лали нужно было задолго до рокового дня. Много раньше, когда в компании десятиклассницы московской спецшколы появились мальчики и девочки, подверженные опасной страсти.

Наркоманы.

Хотя в ту пору это слово старались не произносить вслух. Наркомании, как и секса, в стране победившего социализма не могло быть по определению.

А наркоманы были.

Причем согласно известной сентенции: рыба гниет с головы — порок гнездился в самых благополучных семьях.

В чем заключалась эта параллель?

Мы-то с Антоном никак не тянули на мажоров — но были явно неблагополучными детьми. Именно «детьми» — он так и звал нас с самого начала.

Третьей — стало неожиданное сходство. Я оказалась удивительно похожа на жену профессора. В отличие, кстати, от Лали — абсолютной копии отца.

Виргиния Николаевна была русской, но родилась и выросла в Тбилиси.

Они познакомились на студенческой скамье и поженились, несмотря на протесты влиятельного клана Надебаидзе, не желавшего принимать русскую невестку. По этой же причине, едва окончив институт, Георгий покинули Грузию.

Как выяснилось — навсегда.

Судьба в ту пору была к ним благосклонна — и даже больше. То, что казалось проблемой, обернулось везением, причем не только для четы Надебаидзе. Кто знает, что сталось бы с талантом хирурга, останься Георгий в Тбилиси, под сенью родственной опеки?

Вполне вероятно, разнежился бы в семейном лоне, утратил наступательный пыл первооткрывателя, превратился со временем в холеного тбилисского плейбоя, слегка оплывшего жирком и ленцой, на манер известного всем кота из «мультяшки»: «Гаити, Гаити… нас и здесь неплохо кормят».

Впрочем, теперь об этом остается только гадать.

Зато доподлинно известно: все хорошо у них было поначалу — родилась дочь, появилась клиника. Надо ли говорить, Георгий с головой ушел в работу.

Анестезиолог Виргиния Надебаидзе постоянно находилась при муже, а он был с причудами, доходящими порой до капризов.

Гениям — позволено. И даже — надлежит.

Одна из причуд: не терпел за операционным столом других анестезиологов.

Вива, стиснув зубы, тянула лямку — две, три, четыре тяжелых операции в день.