Женщины в лесу - Татьяна Поликарпова (2003)

— Да к чему тут шестое… Обычных пяти за глаза достаточно, — сказала Вера. — Но как же она терпит, если и правда любит…

Это и занимало Веру больше всего в Иннином рассказе. Больше, чем положение самой Инны — оказавшейся, так получается! — ее классовым врагом, разлучницей, противницей. Мало ли что… Она, видите ли, не хотела уводить из семьи своего жениха… Все равно разлучница, факт. Но странно, все эти факты не повлияли на Верино отношение к Инне. Напротив, собственная судьба показалась ей теперь простой и незамысловатой. Такой железный прут. Арифметика против высшей математики — ее судьба против Инниной. А Инна… Выбрала себе такую муку… Однако… В той муке была и радость: ее любят. Но вот та — жена… Верина сестра по судьбе. Инна сказала, что она всегда любила своего мужа… Все же чего-то в этой ее любви Вера не понимала. Выходило так: «ты люби кого хочешь, только будь при мне… Потому что я не могу без тебя…» А что при этом испытывают другие, это уж не ее дело… Так, что ли? Потому и сказала Вера о той жене: «Как же она терпит, если любит…»

— Странно, что вы подумали об этом… На вашем месте…

— Самое мое место, — улыбнулась Вера, — место разлюбленной жены. А по-вашему, мне на моем месте следовало радоваться, что Инна не увела мужа от жены? Так это ж Инна не увела. — Веру передернуло, словно она нечаянно гадость проглотила.

— Но почему? — кротко возразила Лина. — Это по-христиански: каждый страдает и терпит ради другого. Но ведь и радуется, что не обидел другого, ближнего. Это же так радостно — чувствовать, что совесть твоя чиста. И ты — человек.

— Нет, — сердито ответила Вера. — Я тут вижу только одного человека, вот он, — кивнула она на Инну. — Остальные — живут за ее счет. Захоти она, и все лопнет, и христианство закончится…

Вдруг, резко вскинув голову, Инна рассмеялась коротким хриплым хохотком. Вера оглянулась на нее невольно: не походил на Инну этот короткий грубый смех. Но смех оборвался, и своим обычным голосом, чуть лукаво, Инна спросила:

— Вера, что вы делаете?! Вы же выбиваете… шатаете… — она не могла найти слова, — землю подо мной шатаете, ой, то есть выбиваете из-под ног! Но как это вы о детях не подумали, а?

— Врать не надо, — хмуро ответила Вера. — Все равно — ничего хорошего. Чего же врать…

— Ой, Вера, Вера, — покачала головой Лина. — Я ведь не забыла ваши рассказы… Как прошлое украли… И о дочках.

— Ну, это уж мой крест… Такого вот фасона. А дочки… Плохо, что тут скажешь. Но, считаю, на душе у них чище, чем если бы… А-а… Как будто в крапиву попала: туда ли, сюда ли — везде одинаково жжет. Что тут может быть лучше, когда все плохо… И все же, если бы меня кто спрашивал, всегда лучше правда. — И, видя, что подруги с сомнением качают головами, поправилась: — В таких вот семейных ужасах…

Но, видимо, Инна больше не желала ужасов.

— Так что, Вера, я не поняла еще: сняли вы с меня обвинение номер два в предательстве? — И снова голосок ясный, тон светский. «Мы же играем!» — говорила она этим голосом, этим тоном. Но Вера еще не остыла.

— Не совсем сняла… Вам, Инна, уехать бы в другой город… У вас должна быть своя жизнь.

— А! Это и будет конец. Его семьи. — Быстро и снова серьезно ответила Инна. — Испытано. Не в другой город, просто перестала появляться, отвечать на звонки… Он говорит: «Пока ты с нами, я могу все вытерпеть…» Именно так обстоит дело: «С нами…» Он меня разыщет в любом городе.

А Вера подумала: «Не захочешь, так не разыщет. Но значит, хочешь, чтоб разыскал… И потому… Их выбор…»

— Жалко, что нет у вас ребеночка, — вздохнула Вера как бы сама с собой. — Мне так всегда жалко, когда у хорошего человека нет детей… Жизнь беднеет на хороших людей, сокращается. Съеживается. О своей старшей думаю: такой хороший, сострадательный человек моя Алька. Но не хочет… Ни мужа, ни детей. Из-за нас с отцом. Я Лине рассказывала. И вот пожалуйста: нас трое здесь, и на всех — двое деток, годных и дальше жизнь поддержать.