Женщины в лесу - Татьяна Поликарпова (2003)

…Трое помолчали, осознавая эту истину. Ничего не стали обсуждать. Ну не сбылись просторы… Но тропа продолжалась. Пока… Долго ли, коротко ли шли они так, молча, пока та же Инна не нашлась, как поправить ею же поколебленный моральный дух отряда. Тяжко-тяжко вздохнув, она сказала:

— А зверя уж никто и не вспомнит… Бедненького…

Они даже остановились от удивления… Господи… В самом деле — забыли про зверя… Своего зверя, ради которого кричали и пели, кому рассказывали приятнейшие истории! Наконец они снова смеялись…

— Знаете, я ему благодарна… — сказала Лина. — Нашему зверю. Это он так нас сблизил. Мне кажется, я теперь и жить буду как-то иначе… Вот увидишь, Инна. — Она говорила «Инна», а смотрела на Веру. Вера смутилась от этого признания.

— Только бы выйти из лесу, — пробормотала она и отвела глаза. — Пошли, а?

— Пошли, пошли-и… — протянула Инна многозначительно, с некоторым недоверием оглядывая своих спутниц. — Подумать только, какой воспитательный зверь нам попался… Интересно-о… Ох, Лина, давно надо было рыкнуть на тебя зверским голосом.

— Наверное, — кротко согласилась Лина.

— Какой же он тонкий психолог, наш зверь! — восхищалась Инна. — М-мм… — Людовед!

Тем временем тропа делала свое дело. Она вела их с некоторых пор вниз, хоть и не круто. И привела в неглубокую долину. За ней сквозь изреженный лес угадывался новый подъем, снова густо покрытый деревьями. Было соблазнительно отправиться по долине прямо на север, а не лезть снова в гущу леса. Но они не изменили выбранному направлению: северо-восток.

За лесистым невысоким подъемом лесная волна снова понесла их вниз, и там их встретил мокрый болотистый оазис вроде того, с лопухами, в самом начале пути, после встречи с голосом зверя. Только на этом приболотье рос бурьян, похожий на высоченный татарник, менее жилистый, чем степной, и с нежно-желтыми цветами вместо положенных татарнику темно-малиновых. Да, наверняка это был всего лишь родственник, а не сам герой. На бледных цветах сидели маленькие, меньше воробьев, пичуги. Серенькие, светлые и с вытянутыми головками. Пичуги вспархивали, когда к ним приближались, но не улетали, а просто пересаживались на другие растения. «Местные колибри», — сказала Лина.

Эта мокрая низинка с цветами и пичугами уползала на юг, толстым зеленым удавом петляя между деревьями. Какие-то хилые, выморочные росли тут деревья… Хорошо, что им не по пути с этим удавом. Но за сырой ложбиной пути не было вообще. Тропа исчезла. Путь, разумеется, был. Они не пытались на сей раз задавать друг другу вопросы. Об этом уж и думать не хотелось. Додумаешься еще до какой-нибудь чертовщины.

Ни тропы, ни межи, ни просеки. Шли целиной. Пробирались через кусты и валежник. Приходилось обходить крепкие места, где деревья, стоячие и упавшие, кусты сплелись в непролазную чащу.

Шел пятый час, и они надеялись, что авось да сжалится над ними лес: пошлет им тропочку, не оставит на ночь глядя у себя в гостях… Потому каждый новый завал и крепь на пути обходили с надеждой: вдруг да и возьмется тропа на той стороне…

Так, надеясь на новое чудо, продирались они мимо особенно высокой и обширной, и влево и вправо протянувшейся гряды из сучков и веток, явно сваленных в кучу человеком. Тут и там виднелись комли веток, срубленных топором, не просто обломанных. Когда-то давно, видимо, чистили лес. Куча обросла мхом, полусгнила, слежалась, края ее уже занялись свежим зеленым пламенем кустарника… За кучей они нашли-таки нечто неожиданное: не тропу, а старую вырубку. Очень старую: поросшую жиденькими прутиками березок, лещины; пеньки на ней превратились в обомшелые кочки. И все же на противоположном, верхнем, ее краю чернело несколько укладок тонких бревешек, укрепленных кольями. Вот она откуда — гряда слежавшихся веток и сучков: сучкорубы оставили! Увидев эту картину, Вера бурно обрадовалась, сообразив, что отсюда должна быть дорога: вывозили же лес! Не весь он в этих позабытых трех-четырех укладках.