Кто в спальне король? - Елена Щербиновская (2005)

В довольно просторном помещении, где разместилась выставка, было невероятно тесно от обилия посетителей. Народ толпился у картин, заслоняя их, и чтобы что-то увидеть, приходилось протискиваться в освободившиеся щели. Здесь же, у своих работ, ходили художники, которые охотно общались со зрителями, вступали в беседы, отвечали на вопросы. Атмосфера была очень живой, творческой, какой-то непринужденной, но более торжественной, чем в мастерских, и я с радостью впитывала эту необычную атмосферу. Картины, конечно, поражали меня, но мое сознание к тому моменту было уже подготовлено, и ни вызывающая плакатность, ни жесткий натурализм в сочетании с фантастической романтикой его не шокировали. Я с огромным интересом разглядывала детали картин, пыталась понять, какая в них использована техника, восхищалась смелыми сочетаниями цвета, в общем, воспринимала эту живопись как профессионал. Алан одобрительно улыбался, потом вдруг исчезал в толпе, с кем-то оживленно разговаривая. Я заметила, что и здесь у него много знакомых — к нему подходили художники, пожимали руки, и видно было, что встречаются они не в первый раз. Вдруг Алан протиснулся ко мне, взял за руку, от чего я испытала легкую, приятную дрожь, и куда-то потащил за собой.

— Идем. Покажу тебе самое интересное, что есть на этой выставке.

— А что это? — спросила я.

— Сейчас увидишь!

Вскоре мы оказались в другом зале, поменьше, где звучала удивительная музыка. Я огляделась и увидела в углу очень молодого паренька за небольшим синтезатором. Он самозабвенно извлекал из инструмента странные, неземные звуки, и казалось, на развешенных здесь полотнах под эту музыку происходит какое-то движение, они словно живут, меняются на глазах. На моих глазах происходило настоящее чудо. Я замерла перед летящим в небе диковинным садом. Что это — космические цветы, цветущие метеориты? От картин и от музыки захватывало дух. Я, как зачарованная, переходила от одного полотна к другому, читая странные названия — «Человек и космос», «Бог во мне», «Жизнь и смерть», «Нервы земли»… Во мне рождалось какое-то щемящее чувство, и совсем другой, нездешний мир открывался передо мной. Казалось, человек, который написал эти картины, сам — пришелец из космоса или из будущего, он как будто видел и космос, и землю, и человека как бы изнутри, заглядывал за пределы человеческого разума и знал тайну мироздания, которую пытались разгадать многие поколения людей. Мои представления о мире, в котором я жила, пошатнулись еще раз и с новой силой. И едва не опрокинулись. И тут мой взгляд остановился на человеке, сидевшем на полу рядом с картинами. Худой, тонкое лицо, удивительно добрый и какой-то просветленный взгляд, черты, почти иконописные, длинные темные волосы, борода. Черный, свободный свитер, костлявые руки с длинными, тонкими пальцами высовываются из рукавов и живо жестикулируют. Он увлеченно что-то говорил, а рядом с ним, на корточках, сидела Тамара. Сзади подошел Алан, положил руку мне на плечо.

— Что, сильно? — тихо спросил он.

— Да… — прошептала я.

— Идем. Познакомлю с автором! Скажешь ему о своем впечатлении.

— Но, это неудобно, не надо… — попыталась я возразить, сильно смутившись и не представляя, как заговорить с таким удивительным художником. — Что я ему скажу?

— Что думаешь, то и скажешь, — улыбнулся Алан. — Да не смущайся, ему приятно будет! — И легонько подтолкнул меня.

Тут нас заметила Тамара, сдержанно улыбнулась, махнула рукой, поднялась на ноги. Бородатый художник тоже поднялся, оказавшись очень высоким, приветливо протянул руку Алану. Алан дружески похлопал его по плечу, они обнялись. Потом Алан обернулся ко мне, обнял за плечи и подвел к художнику.

— А это — Маша, — сказал он с такой интонацией, в которой отчетливо прозвучало «моя Маша».

Художник протянул мне руку, крепко пожал мою, улыбнулся и сказал приятным тихим голосом:

— А я Арсений Сухарев.