Визажистка - Ольга Клюкина (2003)

— Я где-то прочитал, что Ку Лунг, один из самых просвещенных последователей философии kung-fu, просил похоронить вместе с ним двести бутылок отборного коньяка марки «Хенесси». Как ты думаешь, зачем ему это было нужно? — спросил, помолчав, Старче.

— Не знаю, — пожала плечами Вера.

— Вот и я тоже, — сказал он и снова впал в задумчивость, опуская морщинистые веки, которые придавали его лицу сходство со старой, мудрой черепахой. — Наверное, мечтал сразу же по прибытии на тот свет вдрызг напиться и еще гостей угостить. А я на это почему-то не надеюсь.

После коньяка Вера ощутила легкое, приятное головокружение.

Но вовсе не из-за опьянения, а, пожалуй, от той скорости, с которой всякий раз совершался стремительный перелет с заполненных лотками грязных улиц в этот мир изысканных вещей и неспешных разговоров. На какое-то время можно было позволить себе забыть обо всех неизбывных «кусочных» проблемах, говорить и думать о чем-нибудь приятном, отвлеченном. Коньяк разливался по телу комфортным теплом.

Тем более Свирский своим тихим, но отчетливым голосом принялся рассказывать, как проходит на центральной улице Нью-Бонд в Лондоне аукцион «Сотбис» — буднично, без всякой шумихи. Но всякий раз там продаются с молотка уникальные старинные вещи, случайно найденные автографы, оригиналы ценных магнитофонных записей, незаконченные рукописи и нотные партитуры великих людей, представляющие интерес для коллекционеров. Существует множество и других, менее известных аукционов, которые в европейских городах проходят чуть ли не ежедневно и на некоторых из них Свирский бывал, покупал, имел представление о различных юридических тонкостях.

К примеру, что для русских за рубежом весьма существенна проблема доказать свои права на привезенную вещь — все знают, сколько в России развелось воров, которые нелегальным путем вывозят из страны все, что попадается под руку. Не забыл Свирский упомянуть и о том, что при аукционной продаже приходится платить немалые комиссионные — от десяти до пятнадцати процентов от итоговой цены. Но это все равно получается гораздо выгоднее, чем даже продавать раритеты в частные коллекции. Некоторые полотна Кандинского или Шагала оцениваются на аукционах в миллионах долларов, а стоимость оригинальных рисунков — в тысячах.

Вера догадалась, что Старче снова незаметно старался подойти к теме рисунка, который она недавно нашла в квартире.

Старец согласился его купить. Но теперь снова сомневался, считая, что Вера сумеет с большей выгодой для себя продать его за границей. Он даже предлагал ей в этом плане свои услуги. Но Вере нужны были деньги быстро. Желательно — немедленно. Она торопилась, потому что чувствовала, как вокруг Александра сгущаются невидимые тучи. И она была единственным человеком на свете, который мог ему реально помочь, доказать, в конце концов, что все, что между ними было, — для нее вовсе не случайность и теперь ничто и никто не сможет ее испугать.

— Но как же… патриотизм? — спросила Вера, сразу же приходя от страха, что ничего не получится (и от коньяка, конечно), в сильное возбуждение. — Нет, я вовсе не собираюсь продавать рисунок за границу. Только вам, вам…

— Патриотизм? — переспросил Старче и ответил не сразу: — Как ты сказала? На эту тему я вот что тебе хочу рассказать. У меня сегодня была бессонница, и я в окно увидел, как один мой сосед рылся в мусорном баке. Фронтовик, бывший пехотинец. Думаешь, он пьяница? Ничего подобного. В дождливые дни, когда в подъезд заходит, ноги вытирает. Каким словом можно назвать то, что кто-то довел его до такой жизни? Нет, деточка, патриотом я считаю того, кто любит, жалеет человека, а все остальное — полная чушь, пустые слова, трескотня, которые я совсем не хочу понимать.