Рисунок по памяти - Татьяна Воробьёва (2018)

— Мама, а хочешь я останусь здесь, с тобой, — посмотрела на маму Хадижа. — Ты же так хотела, чтобы мы были вместе. Я останусь с тобой, мы будем гулять по этим бескрайним полям, наслаждаться солнцем. Я расскажу тебе все-все, про Жака, Оди, Луи, Зей… — на последнем слоге его имени она замерла, словно только что осознала, что она никого из них тогда больше не увидит.

Жади слабо улыбнулась, замечая реакцию дочери:

— Ты, должна вернуться ради себя и ради них… ради Него.

«Зейн», — звук его имени словно ударил в грудную клетку, заставляя сердце забиться чаще, щеки — запылать, а Хадижу — отвести взгляд в сторону.

— Мама, я люблю его, — тихо прошептала она.

— Это хорошо. — Жади погладила дочь по голове, вынуждая ту снова посмотреть на себя. — Любовь Зейна ко мне была скорее любопытством, страстью, желанием. Я была недоступной для него, той, кого он не мог покорить, — улыбнулась женщина каким-то своим воспоминаниям. — Сейчас же я читаю в его сердце то же сильное чувство, что и в твоем.

— Моем, — как эхо повторила Хадижа.

— Любить — величайшая ценность жизни, даже если она причиняет боль. Я всегда мечтала о любви, всеми силами стремилась к ней и поступала жестоко, бесчестно по отношению к другим людям.

Перед глазами невольно всплыла сцена ухода Жади из дома дяди Мохаммеда и заставила Хадижу вздохнуть глубже, сжав в кулаки ладони. Боль и злость вспыхнули в её душе детской обидой, но следующие слова женщины потушили этот зародившийся пожар:

— Я должна просить прощения у них всех… но сейчас прошу его у тебя. Прости меня, моя маленькая принцесса, за всю боль, за горе, что я зародила в твоей детской, безгрешной душе. За то, что поздно поняла, что именно твоя любовь ко мне и моя любовь к тебе — самое ценное в моей жизни. Ты прощаешь меня?

Хадижа смотрела на маму во все глаза, смотрела и видела в них раскаяние, любовь и благостное смирение:

— Прощаю, — тихо ответила Хадижа.

В ту же секунду ветер, почти утихший, вновь набрал силу, всколыхнув волосы, заставив траву и листву на дереве зашуметь сильнее. Со стороны, откуда пришла Хадижа, наползал белый туман, какой бывает над рекой ранним сумрачным утром.

Перед глазами Хадижи все вдруг поплыло, боль резкой иглой пронзила виски, заполняя собой сознание.

— Мама, — тихо прошептала Хадижа, стараясь удержать теплую ладонь матери в своей.

— Я всегда буду с тобой, а теперь пора… Просыпайся, — голос Жади прозвучал издалека, словно сквозь обволакивающий, толстый слой ваты.

* * *

Хадижа открыла глаза и тут же зажмурилась от белого искусственного света ламп, бьющего по сетчатке. Она отвернулась от света и поморщилась — голова болела от любого движения неприятной резкой болью простреливало плечо, также безбожно ныла левая нога. Девушка попыталась пошевелить ей, но та была очень тяжелой. Посмотрев под одеяло, Хадижа убедилась, что нога по колено завернута в гипс.

Очень хотелось пить. Во рту было сухо, язык прилипал к нёбу, а губы потрескались. Хадижа огляделась в поисках чего-то, что помогло бы ей избавиться от жажды. И тут ее взгляд упал на темную фигуру, сидящую в кресле у стены. Пару секунд Хадиже понадобилась, чтобы осознать, что это был Зейн.

Мужчина спал, откинувшись в кресле. Вид у него был слегка помятый, словно он провел в этом кресле не один день. Зейн словно почувствовал на себе ее взгляд и, зашевелившись, открыл глаза. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга.

— Хадижа, слава Аллаху, ты пришла в себя! — Зейн вскочил с кресла и подошёл к кровати. — Как ты себя чувствуешь? — он коснулся лба жены, а потом нежно взял ее за руку.

— Хочу пить, — собственный голос был непривычно хриплым.

— Сейчас, — мужчина нажал кнопку вызова медсестры.

Не прошло и тридцати секунд, как в палату бодро шагая вошла медработник.

— Мадам Шафир, — улыбнулась она Хадиже. — Как вы себя чувствуете?

— Хочу пить, — повторила Хадижа свою просьбу.