Сверху и снизу - Лаура Риз (2001)

— Ну, это действительно была моя проблема. Не знаю, чего я ждала от них. Может быть, моральной поддержки. Знаете, что сказала моя лучшая подруга? «Когда моя мама узнает, что ты беременна, то решит, что я тоже напропалую сплю с парнями». Конечно, теперь, задним числом, я понимаю, что ждала от нее слишком многого, и от других тоже, но тогда я чувствовала себя одинокой, брошенной. — На моем лице появляется слабая улыбка. — Знаю, это звучит мелодраматично, но именно так я себя тогда чувствовала. Мне не хотелось ничего говорить родителям — это бы их только расстроило. Я была в панике и не надеялась на чью-то помощь. Вот почему я сделала аборт. Это решило проблему: после аборта все мои подруги снова пришли ко мне. Они хотели возобновить отношения с того момента, когда мы расстались, хотели, чтобы я снова веселилась с ними, как будто ничего не случилось, но со мной что-то произошло. Я не могла жить так, как жила раньше. Закончив школу, я постепенно рассталась со всеми моими подругами: когда они мне звонили, отвечала, что занята. Через некоторое время мне перестали звонить. Именно этого я и добивалась, или по крайней мере считала, что добивалась. Потом это положило начало привычке. Когда я встретила в колледже новых друзей, то была с ними крайне осторожна — не только с мужчинами, но и с женщинами. В душе я считала, что могу полагаться только на себя, и не сближалась ни с кем — ведь в конце концов меня ждало бы только разочарование. У меня были любовники, но они всегда оставались как бы на расстоянии — я была занята работой, любимой работой, и не желала, чтобы мне мешал какой-нибудь парень. За долгие годы я привыкла к одиночеству, но с Яном у нас все по-другому. Смерть Фрэнни сделала меня ранимой, а он оказался рядом. Этот человек заставил меня понять, что я могу доверять ему, полагаться на него. Если бы дела повернулись по-другому, у меня был бы сейчас восемнадцатилетний сын, а может, дочь. Теперь это кажется невероятным: ребенок, мой ребенок, начинает учиться в колледже. А потом, наверное, появились бы внуки.

Я комкаю лежащую на коленях салфетку, затем снова ее разглаживаю, думая о том, стоит ли рассказать М. конец истории, но так и не делаю этого.

М. испытующе смотрит на меня: возможно, он видит боль ше, чем мне хотелось бы.

— Ты что-то пропустила. — Он по-прежнему не отрывает от меня глаз.

— Да, но сейчас я не хочу об этом рассказывать. Слегка наклонившись вперед, М. мягко касается моей руки — жест, которого я не ожидала.

— Ладно, — говорит он, — дослушаю эту историю как-нибудь в другой раз. Но есть еще кое-что, о чем я хочу услышать от тебя. Подробности убийства Фрэнни. Газеты…

— Разве не вы должны мне об этом рассказать? — холодно говорю я и отдергиваю руку.

В темных глазах М. мелькает раздражение, но он быстро справляется с собой.

— Газеты опустили подробности, а полиция… Как ты можешь понять, они не намерены делиться со мной своей информацией.

Подойдя к столику, официантка вновь наполняет мою чашку. Когда она уходит, М. продолжает:

— Расскажи мне то, что я прошу, а я расскажу тебе о последней встрече с твоей сестрой. Это важно, Нора. Я могу помочь тебе найти ее убийцу.

Я отодвигаю в сторону тарелку. Не понимаю, что за игру он затеял, к чему все это? М. прекрасно знает обстоятельства смерти Фрэнни.

Мы молча ждем, пока официантка уберет наши пустые тарелки. Она спрашивает, не хотим ли мы на десерт пирожные, и затем уходит, смущенная нашим молчанием.

— Ты ничего не потеряешь, рассказав мне об этом, — настаивает М. — Если я убил Фрэнни, эта, информация для меня бесполезна, но если я ее не убивал, то ты можешь рассчитывать на мою помощь.

Я обдумываю его слова.

— После этого вы расскажете мне о последней встрече с Фрэнни?

— Да.

Я колеблюсь, все еще не зная, как поступить. Его настойчивость кажется мне подозрительной.