Сепсис - Элина Самарина (2005)

— Ты, братуха, глазки не ставь. Я же не поведусь… И какая там ошибочка конкретная?

— А та, что ты назвал участок «нашим».

— А чей же это участок? — аспидом прошипел Дикий.

— Ты, братуха, на голос не бери. Я же не поведусь, — спародировал Дикого Алексей. — Участок этот я сам своим умом и за свои бабки взял… Подожди, Рудик, не кипятись! Знаю, что хочешь сказать. Про «буровое очко»! Не спорю, эти деньги мне помогли для толчка. Без них я вряд ли раскрутился бы. Но деньги, которые мне от Буры достались, я давно перекрыл. Свой долг отдал. Я и дальше буду отстегивать от прибыли. Это без базара! Я порядок знаю и на любой правокачке смогу ответить. Вот такой расклад…

— Вэлл, вэлл… — подражая американским гангстерам, пробубнил Дикий. Лицо его ожесточенно побагровело. — Значит, мавр сделал свое дело, мавр может крякнуть? Так, что ли? Нет, братуха, не катит твой расклад! Дело даже не в бабках. С бабками, может быть, ты и рассчитался. Заметь, — Дикий предупреждающе поднял палец: — я сказал, «может быть». А то, что я тебя всю дорогу огораживал? Это не в счет? За это чем рассчитываться будешь?.. Не вскипай теперь ты! И я тоже знаю, что хочешь сказать! Мол, за опеку ты бабками отвечал? А я тебе возражу: нет у тебя таких денег, чтобы мой авторитет купить. Не считался бы я боярином, сейчас и женушку твою заховали бы, да и тебя самого под грустную музыку Шопена пронесли бы… Что, не так?

Алексей сердито дернул плечом. Дикий преувеличивал, нагло усугублял: ни к освобождению Влады, ни к счастливому спасению его, Алексея, он никакого отношения не имел. Ведь само по себе удачно разрешилось. Но в словах Рудика была доля правды: раз эти фаусты вцепились, то довели бы начатое до «благополучного» конца. Не сегодня, так завтра. В этом Лекс не сомневался. И Рудик здесь, конечно, свою роль имеет. И предупреждение, которое он сделал Фаусту, тоже не пустой звук. Однако и оставаться зависимым от Дикого не намеревался. Это вначале, первые года два, он принимал без возражений роль ведомого. Но потом почувствовал и понял, что он самодостаточная фигура. Его, Бравина, операции были прибыльней и чище, чем те, которыми занимался Дикий. Он видел, как растерянно вглядывался Рудик в его схемы, как затаивал удивленное почтение, как с деланным снисхождением похваливал успехи Алексея в бизнесе: вроде благодушного учителя, похлопывающего по плечу способного ученика. А в глазах его в эти моменты искрил страх: боязнь, что «ученик» ускользнет из-под его опекающей руки. Словом, уже давно настроился Алексей избавиться от похлопывающей по плечу длани. Хотя и понимал, что совсем «разводиться» с Диким не следует. Но твердо был намерен Лекс расширить суверенное пространство.

— В общем так, Рудик: из связки я не ухожу. Мне твоя… ваша с ребятами поддержка нужна. Я знаю, что «крышевать»…

— Тормози, Лекс! Ты уже в Бессарабию заехал. По-моему, ты масти путаешь. «Крышевать»! Крышуют быки. А я боярин, Малей крещеный! Ты охраной обставился — вот они тебя от бакланья пусть крышуют… «Крышевать!» Кровельщикам полагается долька. Стало быть ты мне — ТЫ — МНЕ! — дольку отстегиваешь? Атас!.. Забудь, Леха, забудь, и никогда больше на эту стрему не съезжай. Не будет этого. Скорее верблюд через игольное ухо просквозит, чем Дикий под тобой ходить будет. Уяснил?

— Нет, Рудик, не уяснил. Не въехал, — усмехнулся пересохшими губами Алексей. — Я никогда не планировал, чтобы ты ходил подо мной. Но и я ни под кем ходить не буду! Уяснил? Хочешь, будем работать на равных: каждый будет иметь по участию. Внес лепту — бабками, контактами, идеями — разрешите получить! А нет…

— Ну-ка, ну-ка… — От волнения или гнева Рудик побледнел. — Что будет, если «нет»?

— … а нет — я верну деньги Буры и… останемся добрыми друзьями. Будем на Новый год открытки друг другу посылать.