Сепсис - Элина Самарина (2005)

Короткий, яростно сдерживаемый стон прорвался сквозь стиснутые зубы. А она отозвалась громким отчаянным криком. Его страдания отдались невыносимой болью в ней самой. Она почувствовала и ожог, и нестерпимую резь. Не выработался во Владе иммунитет к его боли. Они все еще оставались сообщающимися сосудами.

Флакон выпал из руки. Влада в отчаянии застыла.

В кабинет влетел Генрих. Он переводил озадаченный взгляд с Влады на Алексея, пытаясь угадать — кто жертва.

Влада порывалась что-то сказать, но тщетно. Бледная, растерянная, она онемело указывала пальцем на Алексея.

Куда делась недавняя удаль? Куда пропала ее ненависть?

— Что случилось, Влада?! Кто это сделал?! — Генрих суетился около стонущего, притоптывающего от боли Лекса. — Быстро машину! Быстро!

Алексея увезли. Влада осталась одна. В его кабинете. И в целой жизни.

Выйдя из операционной, врач озабоченно сообщил Генриху:

— Все, что возможно, мы сделали. В целом вашему другу повезло: температура воздуха в помещении слегка загасила активность «агента». И еще: концентрация кислоты была сравнительно невысокой. Мы провели противошоковые мероприятия — обезболивание, антигистамины… Но это консервативные мероприятия. Необходима срочная операция на глаза. В нашей клинике стопроцентных гарантий дать не могу. Нужно ехать в Германию. Там оборудование для таких именно случаев. Но выезжать надо прямо завтра.

* * *

Забившись в угол, она опустошенно вглядывалась в фотографию на рабочем столе Алексея. Фото, где они еще счастливы. Он не убрал ее. Он продолжал любить. И надеяться. Теперь она поняла, что Алексей ждал ее прихода. Хотел убедиться, что Влада еще любит его. А она все перечеркнула. Она сама поставила точку в их отношениях. Жирную точку. Точку, которую нельзя стереть. Нет! Она прикусила губу и почувствовала солоноватый привкус. Прав был Лекс: не справилась она с этой ролью. Но только теперь поняла, что не сможет женщина сделать больно любимому. Не сможет!

Уже темнело, а она все не уходила. Сидела в уголке, как вор, ожидающий потемок, и думала, думала…

Открылась дверь. Свет залил комнату неприятной реальностью. Она часто заморгала отекшими, заплаканными глазами.

— А, вот ты где? — удивленно застыл в дверях Генрих. Он вполголоса что-то поручил секретарше и вернулся к Владе. Но это был уже не прежний Генрих. Это был его двойник, так и не усвоивший манеры прототипа. Куда делись теплый взгляд, смущенно-лукавый наклон головы? Сейчас перед Владой стоял надменно-дерзкий незнакомец.

— Генрих! — простонала Влада, пытаясь встать. От длительной неподвижности тело затекло, онемело. Влада хотела встать, но не удержали затекшие ноги. Она изогнулась, скособочилась и стала похожей на вздыбившегося богомола. Влада выглядела жалкой. — Как он?

— Нормально… Ты лучше позаботься о себе… Вот тебя ждут перемены… Бо-ольшие перемены! Пока он будет в больнице, твоя судьба решится. Я позабочусь об этом.

Влада не понимала. Смотрела на еще недавно близкого друга, стоящего теперь над ней в позе карателя. В его гневном взгляде читался приговор.

Взяв сумку, она поплелась к двери, но Генрих жестко вернул ее:

— Куда ты собралась?

— Домой.

— У тебя есть дом? Теперь у тебя дорога лишь в один дом — казенный.

— Не смей так со мной говорить, — бесчувственно отозвалась Влада.

— Да? А кто ты такая? — Генрих больно сдавил ей руку. — Кто ты без него? Пустое место! Ты хоть понимаешь, кому причинила боль? Даже сейчас, когда ты поступила, как последняя сука, он беспокоится о тебе! «Не трогай ее!», «Она в агонии!». Он так и не понял, что ты — мразь. Тебя надо было задушить, как только ты перебежала к этому ублюдку!

— Ни к кому я не перебегала, — устало возразила Влада.