Красные листья - Полина Саймонс (1999)

— А откуда Альберту было известно, что Кристине не хотелось оставлять у себя Аристотеля на праздники?

— Не знаю, — нерешительно произнесла Конни.

— Вы знали, какие у нее были планы на Благодарение?

— Нет, не знала. Она говорила что-то насчет девушки, которую она опекает и у которой предполагаются роды — причем двойня — прямо на праздники.

— В «Красных листьях»?

Конни кивнула:

— А откуда вы знаете?

Размышляя о том, что все эти ребята очень нуждаются, чтобы им прочли интенсивный курс лекций на тему «Кто допрашивает, а кто является допрашиваемым», Спенсер произнес:

— Мне все равно не очень понятно: почему ей не хотелось, чтобы собака оставалась с ней? Она же не собиралась никуда уезжать. — «Господи, ведь и я думал, что она поедет на праздники к себе домой, к родителям, — подумал Спенсер. — Как выяснилось, мы оба провели эти праздники здесь. За исключением только того, что она пролежала все это время под метровым слоем снега».

Спенсер сжал кулаки и убрал их под стол, чтобы положить их, все еще сжатые, себе на колени. Ничего бы не изменилось. Было уже слишком поздно.

— Кристине всегда был нужен кто-то, кто мог бы выгулять Аристотеля. Вот почему она никогда не запирала свою дверь. Понимаете?

— Я этого не знал. Она что, никогда не запирала свою дверь?

— Никогда, — сказала Конни, покраснев.

— Значит, вы взяли собаку, оставили записку и уехали. Когда вы возвратились?

— В понедельник после двенадцати. Мы вроде как пропустили занятия. — Последнюю фразу Конни произнесла немного застенчиво.

— Вы возвратили собаку Кристине?

— Нет. Мы передали его Джиму.

— Кто-нибудь из вас видел Кристину?

— Я не видела.

— Это было необычно?

— Вовсе нет.

— Значит, это было в понедельник. А во вторник вы ее видели?

— Нет!

— Вы ее видели в среду.

— Нет.

— А сегодня днем?

— Нет.

— Понятно. Хм, значит, вы не видели ее в течение четырех дней и в среду утром перед Благодарением тоже не видели, и это вас ни на секунду не взволновало?

— Нет. А почему это должно было меня взволновать?

— Как часто вы обычно с ней встречались?

— О, каждый день. — Затем последовала долгая пауза. — Мы ведь всегда были вместе. Она в Дартмуте была вроде моей самой близкой подругой. — Но Конни произнесла это без какого-то усилия, без убежденности и горечи, за которой обычно могли последовать слезы. Ведь как-никак, а умер не кто-нибудь, а твоя лучшая подруга. Ну должно же что-то такое за этим последовать, вроде слез, какие были, когда он пришел к ним в общежитие. Она приложила ладони к сухим глазам, надеясь, наверное, что это поможет ей вызвать слезы.

Спенсер продолжал спрашивать:

— Значит, вы обычно встречались каждый день, но теперь не видели и не слышали о ней больше недели, и вас это не встревожило?

— Нет, потому что, как я говорила, она могла иногда исчезать, и никто не знал, где она.

«На сей раз она действительно исчезла, как следует, и, главное, вовремя. Не правда ли, Конни?» — подумал Спенсер, косясь на нее.

— Конни, что вы скрываете?

— Скрываю? — произнесла она голосом выше, чем ее обычное сопрано. — Я вовсе ничего не скрываю.

— В самом деле, ничего, Конни?

— Ничего.

— Сегодня вы прошли мимо толпы студентов, когда возвращались в общежитие, прошли мимо санитарной машины, мимо полицейских и даже не остановились.

— О чем вы говорите, я не понимаю, — проговорила она. — Какое это может иметь отношение к чему бы то ни было?

— Это были вы? Да или нет?

— Я?

— Да, вы.

— О, я… Нет, мне не кажется, что это была я. Во всяком случае, толпы студентов у общежития я не помню. Вернее, неотчетливо.

— Вот как? А когда я говорил с Альбертом, он сказал, что, когда вы зашли к нему в комнату, на вас все еще была куртка. — Спенсеру стало за нее даже неловко.