Впрочем, Джордан вел себя по-своему романтично… Не совсем так, как она себе представляла, но все же… А уж в постели показал себя потрясающе. Он чутьем угадывал, что нужно Слоун в каждый момент их близости, чего ждут ее тело и душа. Они не отрывались друг от друга всю вторую половину дня, всю ночь напролет! Слоун снова и снова хотелось его ласк, поцелуев, она вновь хотела ощущать его в себе. Слоун мечтала услышать от Джордана, что он любит только ее, хочет ее, счастлив с нею. Она таяла от нежности, вспоминая, как ночью он произносил эти слова.

Но… будить его она не стала.

Накинув рубашку, ту самую, что лежала на спинке кресла, пошла в душ. Взглянув в зеркало, увидела там некое встрепанное существо, смахивающее на енота с устрашающей раскраской — черные разводы от туши вокруг глаз, пятна помады на лице и шее. «Слава Богу, что Джордан спит». Она принялась энергично стирать с лица остатки косметики. «Ни за какие деньги не согласилась бы, чтоб он увидел меня такой».

— А я-то думал, куда женщина делась.

Слоун как ужаленная обернулась. Джордан стоял в дверях ванной комнаты и, улыбаясь, смотрел на нее.

— Ты не спишь? — глуховато спросила Слоун, снова повернувшись к зеркалу.

Джордан сделал серьезное лицо.

— Я слышал, что после столь бурной ночи женщина обычно выглядит потрясающе: свежа, как утренняя роса, а на щеках расцветает нежный румянец.

— Я забыла вчера снять макияж, ты оказался таким проворным. — Ей не терпелось, чтобы он поскорее ушел.

Джордан смотрел на Слоун, как на ребенка, готового заплакать из-за пустяка, взял из ее рук кусочек ваты и стал вытирать им лицо.

— Не слишком ли много для одной мордашки. — Глаза Джордана искрились весельем.

Откинув голову, он любовался своей работой.

— Боже мой! Оказывается, под той современной рекламной картинкой скрывалась настоящая живая женщина! — Джордан торжественно коснулся ее лица, как художник, кладущий завершающий мазок на любимое полотно.

— Прекрати смотреть на меня, как на лошадь, которую ведут на продажу!

— Нет, ты не можешь сравниться ни с одной из моих лошадок, я не продам тебя ни за какие деньги, — он подмигнул ей. — Хотя, мне кажется, я тебе немножко льщу — или нет?

— Более тонкого комплимента за всю жизнь не получала.

Джордан притянул к себе Слоун, поцеловал в нос и ласково похлопал по нежному местечку пониже спины.

— Женщина, поторопись, в твоем распоряжении мало времени, через час мы уже должны быть в пути.

В воскресенье Джордан не поехал играть, и они на весь день остались в Онфлере. Пешком они спустились вниз, в старый город, к маленькой бухте. Узкие длинные улочки городка сбегали к берегу, старые дома смотрели в море, — на всем лежала печать истории. Они решили осмотреть местную достопримечательность — церковь Святой Екатерины, построенную в XV веке. Поднявшись затем наверх, зашли перекусить в небольшой ресторанчик, выстроенный в нормандском стиле. Отсюда открывался замечательный вид на Ла-Манш.

— Слоун, недавно я задал тебе один вопрос… личного характера. Но ты дала мне понять, что отвечать не хотела бы. Теперь… могу я снова спросить тебя о твоей личной жизни?

Слоун отвела глаза.

— Не то чтобы я не хотела говорить о ней… Просто задавать вопросы должен был кто-то один.

— Ну вот… Для начала и поменяемся теперь ролями.

Слоун опустила голову, уставившись в тарелку.

— Да мне и рассказывать-то, в общем, нечего, Джорди. До того, как я написала «Откровения», вернее, до того, как этот роман стал знаменит, я вела скромную и непримечательную жизнь. Родилась в Чикаго, все мои предки родом со Среднего Запада. Замечательные родители, очаровательный младший брат, прекрасная собака…

— И не менее очаровательный муж?

Слоун отрицательно покачала головой.

— Нет очаровательного мужа. И нет никого, кто бы претендовал на эту роль.

— У тебя сын. Ты его что, в капусте нашла?