Единственная - Норма Бейшир (1994)

— Конечно. Я решила, что смогу здесь, в тишине и покое, продвинуть сюжет романа о людях, играющих в поло…

Джордан поморщился.

— Знаешь, получил твою записку и подумал: не пригласить ли мне всю команду. Учти, она уже в пути. Приготовь вопросы.

— С тобой не соскучишься! — засмеялась Слоун.

— Гм… Имею я право немножко преувеличить?

— Не сказала бы, что…

Джордан подошел к Слоун.

— Признаюсь, немало удивился, получив твою записку. Ты не боишься оставаться со мной наедине? Я ведь могу тебя и соблазнить.

Слоун, откинув голову, рассмеялась.

— Мистер Филлипс, я столько с вами разговаривала, что вы стали мне полностью ясны. Вы безобидный джентльмен, и я могу быть абсолютна уверена, что с вами разговоры — пожалуйста, но никаких действий с вашей стороны не последует.

Глаза Джордана потемнели.

— Никаких? Ты уверена? И во мне и в себе?

Он взял ее за руку и потянул на лестницу.

— Джордан Филлипс! Вы сумасшедший! — вскрикнула Слоун. — Джорди, сейчас три часа дня!

— Ну и что? — Не останавливаясь, он дотащил ее до верхней ступеньки. — Теперь куда?

— Вторая дверь направо, — тихо произнесла Слоун. — Это спальня. Туда.

Он втолкнул Слоун. Вошел сам. Встал перед нею.

— Прекрати смеяться! Очень трудно вести себя как джентльмен, когда женщина то ноет, то смеется.

— Ах ты, неандерталец! Я же не над тобой смеюсь, чудак. Я смеюсь над своими планами о романтическом вечере при свечах. У меня были такие надежды… а ты их расстраиваешь.

Джордан притянул ее к себе и поцеловал в шею.

— Благие намерения… Мы знаем, чем они кончаются…

— Я помню: дорога в ад и так далее, — прошептала Слоун.

— Ад, рай… Я думаю о нашем рае. — Джордан прижался к ней всем телом.

Целуя в шею, прошептал:

— Если бы ты знала, как долго я ждал этого момента…

Слоун с наслаждением растрепала его волосы, запустив обе руки в густую шевелюру. Джордан медленно расстегивал пуговицы на ее кофточке. Уже на третьей он потерял терпение и дернул — остальные брызнули на пол. Обнажившуюся грудь он принял в свою руку и стал неторопливо водить пальцами вокруг соска. Почувствовал, как в Слоун поднимается желание, — сосок напрягся и стал твердым. Джордан присел на край кровати и притянул женщину к себе. Вот и вторая грудь освободилась — Джордан гладил то левую, то правую по очереди, целуя — в сосок и вокруг.

С каждым поцелуем Слоун воспламенялась все сильнее — ее тело уже жаждало принадлежать этому сильному мужчине, каждая клеточка изнемогала от желания.

— Что-то не так? — вдруг спросила она, когда Джордан отстранился от нее.

— Любовь моя, одну секундочку. — Джордан не сразу справился с молнией на брюках Слоун. Когда с брюками было покончено, Джордан бросил их на ковер. Туда же полетели и трусики. Слоун словно выпрыгнула из одежды и сандалий и занялась брюками Джордана. Ее очередь! Руки ее вздрагивали, дотрагиваясь до мускулистого тела мужчины.

— Тебя что-то смутило, Слоун? Ты остановилась… А, мои ботинки…

— Ты их никогда не снимаешь?

— Любовь моя, практически никогда. За исключением очень редких случаев, таких, как сегодня.

— Надеюсь, в ближайшее время они тебе не понадобятся. — Слоун смотрела, как он снимает коричневые кожаные ботинки.

— Теперь-то уж все!

Джордан с нетерпением прижал ее к себе, всю, и начал осыпать поцелуями. Повернувшись, с трепещущей добычей в руках, он неожиданно приподнял ее — и Слоун, вскрикнув, упала на постель.

Внутри у нее бушевало пламя, и, чем крепче прижимал ее к постели Джордан, чем сильнее приникал к ее губам, тем яростнее жгло ее изнутри. Слоун чувствовала каждый его мускул, каждое движение, прикосновение — страстное и необыкновенно нежное. Она будто растворилась в его объятиях, всем телом отвечая на мужскую ласку. Джордан легонько застонал — и она поняла, что больше он не может сдерживаться.