Полина - Александр Дюма (1994)

— Гей! Гей! Господин моряк, что нового в Гавре?

— Ей-Богу, немного, — отвечал знакомый голос. — А в Бюрси?

— Ты видишь, неожиданный товарищ, приехавший к нам, старинная твоя знакомая, госпожа Безеваль, жена моя.

— Как! Госпожа Безеваль? — закричал Макс, которого я узнала.

— Она самая, и если ты сомневаешься в этом, любезный друг, то подъезжай увидеться с нею.

Челнок подплыл, на нем был Макс с двумя матросами. Он — в одежде моряка, с сетью на плече. Съехавшись, мы обменялись несколькими учтивыми словами; потом Макс бросил свою сеть, взошел к нам в лодку, поговорил с минуту потихоньку с Генрихом, поклонился мне и пересел на свой челнок.

— Счастливой ловли! — кричал ему Гораций.

— Счастливого пути! — отвечал Макс, и лодка и челнок разъехались.

Час обеда наступил, мы возвратились к устью Орны, в которой в это время морской отлив настолько уменьшил воды, что мы не могли уже доплыть до парка и вынуждены были выйти на берег и взобраться на песчаные бугры.

Потом я прошла той дорогой, по которой шли вы спустя три или четыре ночи: сначала очутилась я на голышах, потом в большой траве, наконец перешла гору, вошла в аббатство, осмотрела монастырь и его небольшое кладбище; прошла с другой стороны рощи и явилась в парк замка.

Вечер прошел без приключений. Гораций был очень весел, он говорил об украшениях, которые намерен сделать для будущей зимы в нашем доме в Париже, и о путешествии весной: он хотел увезти мать мою и меня в Италию и, может быть, купить в Венеции один из ее древних мраморных дворцов, чтобы проводить там время карнавала. Генрих был менее раскован и казался озабоченным и беспокойным при малейшем шуме. Все эти подробности, на которые я едва в то время обращала внимание, представились позже уму моему со всеми их причинами, которые тогда были для меня скрыты и следствие которых вы поймете после.

Мы удалились, оставя Генриха в зале. Он хотел целую ночь писать. Ему подали перьев и чернил, и он расположился подле огня.

На другой день утром, когда мы завтракали, зазвонили особенным образом у ворот парка. «Макс!» — сказали вдруг Гораций и Генрих. В самом деле, тот, кого они назвали, почти тотчас въехал во двор.

— А! Вот и ты, — сказал Гораций. — Очень рад тебя видеть; но в другой раз, пожалуйста, позаботься немного о моих лошадях; посмотри, что ты сделал с этим бедным Плутоном.

— Я боялся, что приеду не вовремя, — отвечал Макс; потом вдруг остановился и обратился ко мне: — Сударыня, — сказал он, — извините, что я явился к вам в таком наряде, но Гораций забыл, я уверен, что нам предстоит сегодня охота с англичанами, — продолжил он, делая акцент на этом слове. — Они приплыли вчера вечером на пароходе; теперь нам остается только не опоздать и не изменить своему слову.

— Очень хорошо, — сказал Гораций, — мы будем там.

— Однако, — возразил Макс, обращаясь ко мне, — я не знаю, сможем ли мы теперь сдержать свое обещание; эта охота очень утомительна, чтобы мадам Безеваль могла ехать с нами.

— О! Успокойтесь, господа, — отвечала я с поспешностью, — я приехала сюда не за тем, чтобы мешать вашим удовольствиям: поезжайте, а я останусь в замке и буду ждать вашего возвращения.

— Ты видишь, — сказал Гораций, — Полина настоящий капеллан времен прошедших. Ей недостает только пажей и прислужниц… А сейчас у нее нет даже горничной (она все еще в дороге и будет здесь не раньше восьми дней).

— Впрочем, — сказал Генрих, — если ты, Гораций, хочешь остаться в замке, мы извиним тебя перед нашими островитянами; ничего нет легче!

— Нет! — возразил граф, — вы забываете, что я главный участник пари: мое личное присутствие просто необходимо. Уверен, Полина извинит нас.

— Конечно, — согласилась я, — и чтобы дать вам полную свободу, я уйду в свою комнату.

— Я буду у вас сию же минуту, — сказал Гораций и, подойдя ко мне с очаровательной вежливостью, проводил до двери и поцеловал мне руку.