Верни мои крылья! - Елена Вернер (2015)

Кирилл улыбнулся краешком рта и выпрямился, пружинно оттолкнувшись от капота. Ни взволнованности, ни удивления, ни смущения. Он обошел машину, так близко от Ники, что она уловила тепло его тела и бриз парфюма, и распахнул перед девушкой дверцу:

– Прокатимся?

Заведя двигатель, Кирилл выключил заговорившее с середины фразы радио и вырулил со двора. Он не торопился начать разговор, и Ника тоже помалкивала, затаив дыхание и разглядывая его профиль, будто выточенный на станке. Пожалуй, все-таки есть в нем что-то от липатовского…

– Да, она моя мать, – отозвался он, подслушав ее мысли. – Она выносила и родила меня, не знаю только от кого. Со Стародумовым она в то время еще не была знакома и замужем тоже не была ни за кем. А я… У меня оказались проблемы с ногами. Родовая травма. Если хочешь медицинских умничаний, то – врожденная дисплазия обоих тазобедренных суставов. А по-простому… врожденный вывих. Причем в тяжелой степени, запущенный. Обычно это можно лечить, в моем случае нужны были несколько операций, протезирование суставов, постоянный уход… Но, я так понимаю, ей это все было не нужно. Я оказался недостаточно хорош, чтобы быть ее сыном, и она меня стерла, удалила, в корзину отправила. Я несколько лет не ходил. Хотя… мне и ходить было особенно некуда, это же детдом. Жизнь в опрелостях – каково это, как думаешь? Пропитываясь запахом собственной мочи! Потом, правда, мне каким-то чудом сделали одну операцию, и я стал передвигаться сам, только немного помогал себе костылем. Тогда я и сдружился, сперва с Лехой, а потом с Окси…

В воображении Ники образ вихрастого темноволосого мальчугана с бирюзовыми глазами сменился кем-то вроде мальчика Жени из сказки про цветик-семицветик. Только вот Кириллу от волшебного цветка не досталось ни лепесточка.

– Да, я немного преувеличивал, рассказывая тебе, как мы веселились втроем, прыгая с гаражей и таскаясь по заброшенным стройкам. Потому что чаще всего это они вдвоем куролесили. А я… я слишком медленно бегал.

Все как-то сжалось – время и пространство. Ника чувствовала то же слияние, единение, которое обрушивалось ватным покрывалом на них двоих и их телефонный разговор посреди ночи. Только сейчас едва начинался заход солнца, а Кирилл сидел так близко, что она видела синеву пробивающейся щетины на его щеках.

– На все остальные операции я заработал сам. Только время ушло, и теперь лечение требовалось куда сложнее и тяжелее, чем было бы в детстве. Но что уж… Я не жалуюсь. Черт, конечно, не жалуюсь! Да я благодарен ей, что могу не чувствовать себя обязанным хоть в чем-то! Она мне никто. Хуже, чем никто, потому что ее я ненавижу. Эта боль в суставах – я ее постоянно чувствую. Дни бывают хорошие и плохие, но правда в том, что она всегда со мной. Боль. И эта боль не дает мне забыть, кто я такой и, что еще важнее, кто моя мать. Она чудовище.

Он опустил стекло и поймал встречный ветер ладонью.

– Потом я ее нашел – это ты знаешь. Она ничуть не изменилась за эти годы, как выяснилось. Люди вообще не меняются, только маски переодевают. Я ей был по-прежнему не нужен, да и совести у нее, видно, никогда не было. И я понял, что должен… Я пришел в театр.

– Валера Зуев – твоих рук дело? – впервые нарушила молчание Ника.

– Ты говоришь так, будто я злодей. Мне всего-то надо было, чтобы в труппе освободилось лакомое место, вот я и позвонил своему приятелю, директору по кастингу на одной студии. Парня взяли на роль, поправит свой семейный бюджет и потешит самолюбие заодно – что в этом плохого? Да и она осталась без любовника, что тоже не могло меня не радовать. Мне это Римма сообщила, я не подстраивал, само получилось… Я так надеялся, что она сразу все поймет про меня! Мои ноги и голос… Я ведь звонил ей незадолго до этого, она слышала меня по телефону! Ты вот сразу узнала меня по голосу, я видел, как изменилось твое лицо, стоило мне заговорить в тот первый день, помнишь?..