Верни мои крылья! - Елена Вернер (2015)

– Спокойной ночи, Ника.

– Спокойной ночи, Кирилл.

Потом она все же всплакнула. Обещая себе, что в последний раз плачет из-за Кирилла Мечникова. Хорошего актера, умного человека и любимого мужчины. Замечательная подруга – вот как он ее назвал. А она в ответ фактически посоветовала ему вернуться к Римме, хотя никто не упоминал об этом прямо.

Она уже ненавидела себя за то, что расстреляла собственную надежду. Во имя чего? Разве не подлость уговорить Кирилла вернуться к Римме, если он не чувствует к ней любви? Ради спектакля, ради того, чтобы Римма хорошо сыграла свою роль? Чтобы премьера прошла гладко? Такие мелочи! Ника окончательно запуталась. Хотя, наверное, она уже примерно представляла, как все будет происходить дальше. Кирилл вернется к Римме, та его простит и на волне воодушевления сыграет Елену Троянскую, стремясь заново соблазнить его, а вместе с ним и каждого зрителя. Спектакль пройдет на ура, а с той рекламой, теми усилиями, что были затрачены на его продвижение, еще и прозвучит довольно заметно. Римма расцветет и забудет недавние горести, возвращаясь к статусу примы, Кирилл вспомнит, каково это – смотреть на нее глазами ошалелой влюбленности. В конце концов, кто, как не Римма, ее жгучая южная красота и кочевая кровь, умеет вызывать восхищение! Она ведь почти богиня. А Ника – всего лишь Ника. Вот и Кирилл…

И тут она похолодела. Кирилл назвал ее по имени или ей это только почудилось? Прощаясь, что именно он произнес? «Спокойной ночи, Ника» – или все-таки Вика?

Она уже знала правду, но боялась поверить. Он назвал ее Никой, а значит, он прекрасно осведомлен, что его давняя телефонная собеседница и та девушка, что служит в театре бок о бок с ним, ставит танцы и сидит в кассе, – один и тот же человек. Но он не признался, ничем этого не выдал. Кроме последнего обращения.

И именно в эту минуту, сжимая руками чашку давно остывшего горького чая, Ника внезапно вспомнила то, что давно не давало покоя, волнуя неясными образами и обрывками ускользающих сновидений. Что она была олимпийской богиней. И все остальное.

К утру кровать так и осталась неразобранной, а вопросов по-прежнему было больше, чем ответов. Но еще были подозрения, и это оказалось во сто крат хуже. Они вели ее по сумеречному морю ощущений, подкрепляемые образами из сновидений, которые теперь потянулись один за другим, как нанизанные на нитку бусины. Она не могла точно сказать, что снилось раньше, а что позже, прорвало ли трубы в театре накануне сна о потопе в Атлантиде или сон был вещим. Но она знала, что и явь, и сны – всего лишь лоскутки, которые сшивает происходящая с ней история. И эта история ей важнее, чем все, что когда-либо случалось в ее жизни. Только бы внимательнее вглядеться, ничего не упустить, не забыть, только бы не выскользнули из ее головы эти перепутанные ленты.

Ника лихорадочно вспоминала все, узнанное о Кирилле за время их знакомства. Он – брошенный матерью ребенок, выросший в детдоме. Долгие годы мечта о том, чтобы найти мать, была его путеводной звездой. И он нашел ее – он сам так сказал. Но мать отвергла его, не захотела даже увидеться. И что же, он отступился? В самом первом телефонном разговоре с ним Ника услышала, что его мечта близка к осуществлению. И когда увидела его в театре, то подумала, что это и есть мечта – играть на сцене. И, видит бог, он действительно был хорошим актером. Но так ли сильно он этого хотел? Ведь теперь, по прошествии стольких дней, он все еще говорит, что мечта маячит впереди. Что же это за неудержимое желание? Явно не примирение с Риммой.