Верни мои крылья! - Елена Вернер (2015)

Кирилл появился в театре сразу после увольнения Валеры Зуева и слишком естественным образом занял его место. Нике вспомнилось странное утверждение Стародумова, которое в тот вечер, когда подвыпивший актер разоткровенничался, показалось ей сущей бессмыслицей. Будто бы именно Мечников посоветовал Валеру на роль в сериале. Но так ли бессмысленно это было? Что, если Кирилл изначально знал, что в труппу его не примут, пока не освободится место? Что, если он специально подстроил увольнение Зуева?

Ника боялась своих мыслей. Слишком уж это напоминало паранойю. Может быть, ей это только кажется и все подозрения – не больше чем бред ее разбушевавшегося воображения, подстегнутого недавними переживаниями из собственного прошлого… Но остановить поток умозаключений она была не в силах. И снова и снова перед ее взором вставала испуганная, заплаканная Римма Корсакова, которую изводил невидимый враг. Невидимый. «Пожалуйста, пусть он останется невидимым», – молила девушка, но его лицо вырисовывалось все отчетливее.

Она постаралась вспомнить, с чего началась мистическая история Римминого помешательства. С легенды про мертвую пионерку? Раньше? Откуда вообще взялась эта легенда?

Ника раскрыла ноутбук и, путаясь в буквах английской и русской раскладки клавиатур, набрала в адресной строке путь к сайту театра. Она бывала здесь только по работе, публикуя официальные объявления вместо Реброва или самой Липатовой, и никогда не заглядывала на форум. Она и так знала, что там нет ничего, кроме отзывов зрителей, весьма субъективных и оттого раздражающих. Однако сейчас это оказалось неважным. Ника открывала страницу за страницей, пока не набрела на февральское обсуждение. Вот они, сообщения о пионерке Нине.

12.02. «Бедная девочка. Она же не знала, что все так получится. А представьте, что бы было, если бы она понимала, что натворила…»

11.02. «Могу понять ее сестру! Из-за этой честной пионерки Нины они обе остались без родителей».

11.02. «Какой ужас. Неужели правда? Или просто одна из баек?»

10.02. «А еще нашел историю, которая произошла во Дворце Культуры, где теперь театр. Дело было в 1938, во времена репрессий, если кто не помнит. Одна девочка по имени Нина…»

Ника несколько раз перечитала изложение легенды. Там не было ничего нового, в свое время Паша Кифаренко поведал ее в буфете почти слово в слово – сказалась актерская привычка запоминать текст с первого раза. Повинуясь безотчетному порыву, Ника отмотала ленту беседы еще дальше в прошлое, на несколько дней. И наткнулась на ссылку, отправлявшую всех любопытствующих к большому архиву примет и суеверий, где отдельным параграфом шли актерские приметы. Здесь были те, которых артисты всех театров придерживались неукоснительно, вроде страха перед упавшим на пол текстом роли и совсем незнакомые, редкие, порой даже курьезные. Вот только Нике было не до смеха. Она читала один комментарий за другим, узнавая под витиеватыми вымышленными именами и Милу Кифаренко, и Даню Трифонова, и даже Липатову, велевшую остальным не впадать в маразм, пока не наткнулась на сообщение о том, что театр «На бульваре» стоит на месте снесенной церкви и кладбища. Это была неправда, подтвержденная позже в библиотеке самой Липатовой, когда та желала успокоить легковерную Корсакову. И тогда Ника наконец обратила внимание на автора. Источником двух жутковатых фактов о театре и ссылки на архив примет был один и тот же человек. Его звали Lame, в переводе с английского – «хромой».

Ника боялась поверить ощущениям, потому что не могла доказать логически ни одну из своих догадок. Но теперь было это имя. И она ясно видела трон, серебряную машину для пыток. Геру, верховную богиню, корчащуюся на нем от боли. Клочок сна, рожденное подсознанием видение – можно ли ему доверять? Явь мешалась с навью, плавилась в котле ее головы. Кто плавит металлы в темном жаре небытия? Кузнец – вот кто. Хромой кузнец.