Поцелуй небес - Людмила Бояджиева, Ольга Арсеньева

– Купаюсь просто. Ничего не случилось. У нас всегда так моются. Раз в неделю, – села она, прогоняя сон. -А сам-то где был? – Болшой! "Ля-ля, ля ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля" – напел, прижимая ладони к груди.

– А! "Онегин я скрывать не стану, безумно я люблю сметану", подхватила Светлана и проявила эрудицию. – "Евгений Онегин" – – опера Чайковского на слова Пушкина.

– Ес, ес! Вери бьютифул мьюзик! – они завопили в два голоса, а потом Хосейн извлек ее из ванны, и, не жалея парадного черного костюма с атласными отворотами, закинул мокрую нимфу под одеяло.

Что и говорить – удивительные это были дни! Хосейн провел гостью на экскурсию по всему дому, особенно поразив огромным залом, отделанным темными деревянными панелями с портретами каких-то знаменитых, явно советских маршалов, сплошь увешанных орденами, а также зимний сад, где росли и даже плодоносили настоящие банановые пальмы.

Однажды Хосейн щелкнул сидящую на ковре у камина Лану специальным фотоаппаратом, из которого тут же вылезла, прояв– ляясь на глазах толстенькая цветная карточка. Она пришла в восторг, рассматривая себя – вот только глаза как у черта – огненные, отразившие красные блики камина. Потом была еще целя серия фото – в постели и в ванне, в балахоне и без. В основном, без. Ланка хотела заснять на память Хосейна, облачавшегося в длинные белые одежды, но он отстранил объектив, сделав отрицательный жест и покачав головой. "Нельзя, так нельзя! А что если его во сне сфотографировать? – подумала Светлана, рассматривая уже ставшее привычным смуглое лицо. – Такого и девчонкам показать не стыдно – прямо Омар Шариф. Только ростом поменьше. Благородные, четко вычерченные линии – высокие скулы, плотно обтянутые бронзовой кожей, крупный с горбинкой нос и тонкие, начинавшие трепетать от волнения ноздри. А губы и для девушки бы сгодились – яркие, красиво вогнутые, капризные…"

Рассматривая Хосейна в эту последнюю их совместную ночь, Светлана поняла, что влюбилась. То есть испытывает к этому чуждому человеку не только вполне определенное, обусловленное его мужскими качествами, влечение, но и нежность. Привыкла, выходит. Расставаться не хотелось – хоть плачь! Ему тоже, видимо, было не легко отпускать Катюшу. Утром перед тем, как проводить ее к машине, Хосейн повесил на шею девушке, долго копаясь сзади с замочком, толстую золотую цепочку с медальоном.

– Фор ю. Ай лав ю. Ай шел би ин Москау афта файф манс, – и перечислил – дженюари, фебруари, мач.

– Поняла, поняла! Ай андестенд – приедешь летом. В июле? – радостно кивнула Светлана. И вернулась к себе, чтобы ждать.

14

Ждать вообще-то очень приятно. Ожидание – это робкая на– дежда, распухающая на дрожжах самогипноза, в уверенную, нагло лгущую иллюзию. Покидая загородную резиденцию, Ланка точно знала лишь одно – пришел конец ее бутафорским киношно-открыточным грезам. Жизнь оказалась красивее и щедрее, только надо суметь половчей к ней пристроиться. Но поначалу не очень-то надеялась, что когда-нибудь увидит еще раз Хосейна, а став расписывать девчонкам свое приключение как прелюдию предстоящего сватовства – и сама в это поверила. Да и доказательств было полно – бирюза, золотой амулет, фотографии – все в магазине шептались и завистливо поглядывали на Светлану. Однажды Заведующая позвала ее в свой кабинет и притворив дверь, сурово посоветовала:

– Ты бы, Кончухина, не очень распространялась о своих сомнительных приключениях. Вокруг уже пальцем тычут, мол с иностранцами крутишь… И не возражай: пока одни разговоры у тебя. Пока штамп в паспорте не стоит – одно блядство оста– ется. Мне объяснения с начальством не нужны, я член партии.

– Так и он, то есть мой Хосейн – коммунист! – вступилась Светлана. "Друг советского народа!"

– Знаем мы этих черно… коммунистов. Они там себе на уме. Все только помощь от нас тянут. Как же – "слаборазвитые!"