Полтора килограмма - Наталья Никитина (2016)

них даже не посмотрел на ребенка! Ее взгляд стал заискивающе умоляющим, улыбка потеряла

первоначальную гордость, и детские глазки жалобно смотрели на этих людей. Она безмолвно выпрашивала

хоть капельку одобрения от них!

К моему горлу подкатил ком горечи, сожаления и даже злости на всех этих бесчувственных,

зашоренных людей, не способных никого замечать, кроме себя! Мне было стыдно за всех нас, взрослых!

Она спросила меня: «Папа, им не нравится моя поделка?» Присев перед ней, я взял ее за плечи и,

заглядывая в глаза, полные разочарования, сказал: «Это самая лучшая поделка из всех, что мне приходилось

видеть! А эти люди… понимаешь, у них наверное много проблем, у кого-то болеет мама, у другого нет денег

на еду. Они просто ничего не замечают и торопятся куда-то».

Не знаю, утешили ли мою дочь эти слова. Однако она больше не улыбалась, и взгляд ее потух.

Девочка шла рядом, крепко держа мою руку маленькими пальчиками. И тут одна старушка улыбнулась ей,

промолвив: «Ах, какое красивое дерево!» И прошла мимо. Я готов был догнать ее и расцеловать руки,

потому что моя девочка встрепенулась, гордо заглянула мне в глаза и вновь поверила в этот Мир. Весь вечер

у меня не выходила из головы произошедшая ситуация. Я понял, что если не увезу дочку из этой страны, то

она, постоянно натыкаясь на людское безразличие, сама зачерствеет душой и станет такой же, как они.

Утром я подал объявление о продаже дачи, гаража, автомобиля и квартиры. Так наша семья эмигрировала в

Америку. Прошел ровно год. Я шел по Орландо за руку со своей пятилетней дочкой. Прохожие улыбались

ей, кто-то сделал комплимент ее длинной косе, красивому платью, один даже угостил конфетой. Мы словно

оказались на другой планете.

Теперь всё свободное от процедур время я проводил в прилегающем к клинике парке, наслаждаясь

пением птиц и лучами солнца, пробивающегося сквозь листву лип. У меня появилось любимое место, где

особенно легко дышалось. Это был крепкий, могучий дуб. Я сидел в тени его ветвей, и он делился со мной

своей мощью и спокойствием.

Каждое утро после завтрака я кормил свежим хлебом диких уток, которые жили на островке посреди

местного пруда. При моем появлении они выказывали радостное волнение, вытягивали головы и молотили

крыльями по поверхности воды.

Первые дни мая были наполнены ароматом клейкой листвы, который я вдыхал всей грудью.

Укутанный до самой шеи в шерстяной плед, я казался себе всё тем же восьмидесятилетним стариком. На

прогулках меня обычно сопровождал Майкл. Днем мы практиковались в русском языке, а по вечерам он с

грустью в глазах вспоминал истории из прошлой жизни, позволяющие познать русскую душу. Не обходилось

и без дивертисментов. Пару раз Майкл возил меня в местный бар, где мы от души принимали на грудь,

курили сигары и угощали красивых девушек. Я чувствовал глубокую симпатию к этому парню: он был

настоящий, лишенный пустой суеты, не стремящийся, как все мы, произвести впечатление на окружающих.

78

Он просто жил по своим этическим нормам и не мог поступать иначе. Я бы сравнил его с конем.

Породистым сильным иноходцем.

С другими обитателями санатория мы чаще всего пересекались в узких коридорах с протертыми

дорожками на ковролине, оставляемыми инвалидными колясками. Проезжая мимо друг друга, мы

обменивались приветствиями, но не разговаривали. Каждый из них, как правило, замыкался в своем горе в

одиночестве. Лишь некоторые особенно коммуникабельные личности объединялись в небольшие

компании. Я же всегда верил в то, что, подобно дереву с могучими корнями, устою в любую непогоду и

обязательно встану на ноги.

Пролетело лето, и наступила осень. В сентябре я уже мог стоять с помощью четырехопорного