Сороковые... Роковые - Надежда Михайловна (2016)

Панас очень осторожно и тщательно проверял появляющихся в лесу людишек. Нет, расположение их базы не знал никто, кроме Лешего и Гриньки, но его боевые ДИВОвцы натыкались иногда, бывая на разведке или задании, на людишек. Поскольку умели хорошо маскироваться, то те даже и не догадывались, что за ними тщательно присматривают. Так из случайной болтовни проходящих мимо двух молодых парней уцепили название партизанского отряда, расположившегося километрах в ста от них, которым потом и помогли, предупредив о карательной операции.

Панас не стремился к тому, чтобы отряд разрастался, он пояснил командиру-соседу, что у них диверсионный отряд с особым заданием, и много людей не предусмотрено. выловили пять человек то ли дезертиров, то ли мародеров, с теми разговор был короткий… Панас ждал капитана Ивана, очень не хватало его мудрых и таких действенных советов и решений. И после Ноябрьских праздников повалил снег, как раз после отъезда из усадьбы Фрицци и Кляйнмихеля — приезжали постоянно, раз в неделю точно, уже приладились в баню и вкусно поесть.

Краузе-старший все больше мрачнел, он совсем разочаровался в своем старшем сыне, гнилая кровь мутти взяла верх в сыне, одна надежда у него и отрада осталась — Пауль, Пашенька.

Карл все чаще стал подумывать об отъезде обратно в Берлин, какой-то нюх подсказывал ему, что Сталинград как-то повлияет на ход всей войны. Не понаслышке зная русский характер и учитывая, что в хвалебной трескотне дикторов перестали появляться новые названия, сумев сложить два и два, как-то враз понял, хваленое немецкое «вот-вот и гроссвиктория-зайнес» не удастся.

Герби пришел вечером какой-то очень задумчивый, странно поглядывая на Варю, он еле дождался, когда Руди, полюбивший печку, утихомирится и начнет похрапывать.

— Варья, я говорить с майн онкел-дядья, Конрад. Новы год ихь должен быт аус Берлин. Вас можно сделат за тебья?

— Да что тут можно сделать… — Варя долго молчала, а потом вдруг выдала, — вот если бы ты смог помочь мне… в Дятьковский район попасть, там у меня отец и его семья живут. Отца не особо хочу видеть, не очень приятные детские воспоминания остались, а вот его братика — дядечку своего, никогда нами не увиденного, погибнет в сорок четвертом в Польше, вот его-то…

Герби задумался:

— Варья я ест хорошо подумать. Как ты сказать — катц на душа…

— Кошки скребут, согласна, Герушка. Ты многое теперь знаешь из будущего, прошу тебя — уцелей в этой каше!! Где ваша усадьба-имение находится? Надо бы, чтобы вы в западной части остались, так спокойнее. В ГДР будет такая разведка «Штази», типа вашей теперешней, и жизнь посложнее, опять же железный занавес. Капстраны, там полегче с визами, а у соцлагеря много проверок, бюрократии и всяких ненужных бумажек. Ни в коем случае не соглашайся работать на американцев — поганая нация, может, где-то рядовым инженером сможешь. Ведь ты не участвовал в казнях и расстрелах, значит, сможешь пройти все эти проверки и жить нормально. Женись обязательно, ты молодой — тебе дети нужны, я понимаю, любовь, она штука такая… но ведь есть ещё и физиология. Не думаю, что ты будешь по веселым домам шастать, или любовниц менять — не тот характер, а женщина рядом должна быть.

Герби хотел возразить.

— Солнышко мое немецкое, не перебивай. Послушай старую сову — никуда я с тобой не поеду, вам, насколько я знаю, запрещено с унтерменшами отношения заводить, мой немецкий… мой аусвайс на первом же пограничном посту в Германии не выдержит проверки, а попадать к какому-нибудь Кляйнмихелю… брр, было бы из-за чего…

И запела тихонько ему на ухо:

— «Лился сумрак голубой в паруса фрегата,

Провожала на разбой бабушка пирата.

Пистолеты уложила и для золота мешок,

А ещё конечно мыло и зубной порошок.»

Герби, прослушав, сильно смеялся. Особенно на словах: