Сороковые... Роковые - Надежда Михайловна (2016)

— Женька вот слаб совсем здоровьем, легкие застудил, его бы куда в тепло, мальчишка умный, на конструктора учился. Если жив останется, большую пользу стране принести может. Гоги — очень горяч, грузинская кровь, она кипит, этого на виду надо держать.

Потом поколебавшись сказал:

— Ляхов. Непонятный человек, вроде, и свой в доску, но есть что-то в нем… какое-то склизкое, никак не могу понять, что.

— Хорошо, покажешь его, будем тщательно смотреть за ним. А студента, надеюсь, вылечим, есть у нас небольшой запас чудо-таблеток. Иван-младший тоже грудью маялся, а сейчас полностью здоров, скажу Стеше с Полей, они его подлечат ещё и травками.

— Матюш! — позвал Панас Матвея. — Тебе задание будет — приглядись к новеньким, ты пацан, любопытство тебе простительно, особенно нас интересует Ляхов. Просто, если заметишь что-то, что режет глаз, ну вот, как в случае с нашими — обратили же вы с Ваней-младшим внимание на их какую-то непривычную речь. Вот и сейчас… мало ли что выплывет…

Иван-большой замыслил широкомасштабную диверсию, долго сидел над картой, выбирал места, потом на пару дней исчез с Игорем и неразговорчивым пленным, мужиком лет под сорок — Ерофеевым. Где были, что делали — не распространялись.

В лагере стало заметно оживленнее, народу-то прибавилось, пленные по большей части хватались за любую работу, старались сразу стать полезными и нужными.

Поля пропадала в лазарете — у неё появился первый больной, студент-москвич Женя, весь какой-то желтый, худющий и страшно кашляюший в первые дни. Они со Стешей пропарили мальчишку в бане с травами, дважды в день давали порошки, которые Панас принес откуда-то — ну не будет же Панас говорить, что эти антибиотики из будущего, когда даже пенициллин был ещё в стадии разработки, — трофейный порошок и все.

И Женя потихоньку стал выправляться, жуткий, раздирающий все внутренности кашель начал затухать. Студент выползал на улицу, в первые дни укутанный, как матрешка, сделав несколько шагов, присаживался на какой-нибудь пенек, или кучу веток. Пленные радовались его выздоровлению, особенно его друг-товарищ Сева, он сиял как солнышко, видя что Женька выкарабкивается.

Ляхов как-то в разговоре с Женьком поинтересовался, какие порошки ему дают.

На что Женя, слабо улыбнувшись, сказал:

— Горькие такие, полчаса горечь во рту стоит, сколько не запивай, а название, кто ж знает, просто порошок в бумажке.

— Интересно, — протянул Ляхов, — где командир такой взял?

— Какая разница? Самое главное помогает, вот уже кашлять совсем мало стал и хожу не задыхаясь.

— Так-то оно так… — задумчиво протянул Ляхов, — но все-таки, интересно.

— А ты поди и спроси у Батьки, может, просветит, — резко сказал подошедший Сева.

А вечером буркнул в разговоре с Матвеем, неприязненно глядя на крутящегося у лазарета Ляхова: — Вот чего пристал… «что за порошок?». Чего вынюхивает? Сам-то по сравнению с Женькой — бугаина.

Матюша насторожился, он тоже приметил, что тот как бы незаметно, а чем-то да интересуется, в отличие от всех остальных пленных ему почему-то надо было много чего знать, типа: откуда берут продукты, откуда оружие — все это как бы мимоходом, ненавязчиво, но это настораживало, не всех, освободившимся людям было не до этого, но Матвей, предупрежденный Панасом — замечал.

И ещё Ляхов очень неприязненно поглядывал на Осипова, с какой-то долей зависти и неудовольствия. В разговоре с Иваном Шелестовым — Панас, как всегда, никому не сообщая, что и как, исчез на пару дней — за старшого оставался Иван — сказал, что как-то непонятно ведет себя Ляхов.

— Выясним! — коротко сказал Иван, — постараюсь держать этого субчика на контроле!

— Герби, — поинтересовалась Варя, — скажи, твой Пашка… Он в какой области исследованиями занимается?

Герберт насторожился, а Варя возмущенно взмахнула руками, попав ему по носу: