Разоблаченная - Джасинда Уайлдер

Хотел ли я быть гангстером, наркоторговцем, преступником? Хотел ли закончить жизнь, будучи убитым, или в тюрьме? И я стал механиком в армии. Затем стал охранником, солдатом. А затем превратился в ничто. Я получил ранения, лежал в госпитале без прошлого и перспективного будущего. Мне пришлось начать все сначала. Пришлось заново решить, чего я хочу. Кем хочу быть. Мне всегда нравилось созидать, работать руками, быть деятельным. Поэтому я начал покупать недвижимость для последующей перепродажи, ‒ он положил руки ладонями на стол, и я не смогла удержаться, чтобы не уставиться на его руки, на линии, появившиеся на коже от воздействия солнца и ветра, на грубость кожи.

У него такие большие, сильные и «золотые» руки. Крепкие, как скалы, грубые, как шлакоблоки.

‒ Я срывал старое напольное покрытие, обдирал стены и срывал все шкафы. Оголял дома до шляпок гвоздей, до каркаса. И обновлял их: строил новые стены, делал новые шкафы, новые полы. Я делал их красивыми, а затем продавал. И превратил это дело в прибыльный бизнес. Это моя личность. Я создаю. Я строил дома, а теперь создаю бизнес и продаю его. Что-то похожее на то, что я делал с домами, но теперь это касается целых компаний.

‒ Ты заново построил свою личность.

Он кивает.

‒ Не один раз.

‒ Как у тебя это получается? Как ты восстанавливаешь личность?

‒ Полагаю, нужны мужество и целеустремленность. Как и все остальное в жизни. Я имею в виду, смотришь на свою жизнь и умения и решаешь, что тебе нравится, что кажется правильным, и следуешь туда, куда все это ведет.

Я смотрю вниз на скатерть.

‒ Не знаю, способна ли на такое. Жизнь, которая у меня есть, не идеальна, но я знаю лишь такую. И это все, что есть у меня. Все, что когда-либо было. То есть да, ты рассказал мне, что у меня были родители, и что я ходила в школу, но куда это меня приведет от этой отправной точки? Как это мне поможет понять, что делать с Калебом?

Я не собиралась задавать последний вопрос, он просто соскочил с языка.

‒ Я не могу решить за тебя. Ты должна решить все сама. ‒ Он не смотрит на меня.

‒ Прости, Логан. Я не намеревалась вспоминать о нем, когда я с тобой. Но такова реальность моей жизни. Знаю, что ты считаешь его плохим, и есть кое-что в нем и его жизни, что не нравится и мне. То, что, чем больше я узнаю о нем, тем сильнее мне становиться с ним дискомфортно. Но он был рядом с тех самых пор, как я очнулась, Логан. Он вернул мне мою личность, то немногое, что у меня есть. Он был рядом со мной каждый день, когда я училась заново ходить и говорить. Я начинала с нуля. Я имею в виду, что основное вернулось довольно быстро, но вот мышцы были атрофированы, и та часть мозга, которая отвечала за речь, была повреждена, поэтому мне пришлось заново учиться и ходить, и говорить. Первые два года моей жизни после пробуждения я провела на физиотерапии и логопедическом лечении. Я не могла самостоятельно одеваться и есть. И Калеб был рядом. Он дал мне все, что у меня есть. Я не могу свести на нет все это только лишь потому, что ты плохо к нему относишься.

Логан вздыхает:

‒ Я не пытаюсь сказать, что он зло или что-то подобное, я просто... ‒ Он замолкает, потирает лицо обеими руками и опять начинает говорить. ‒ Ты когда-нибудь спрашивала себя, почему он так поступил?

‒ Именно он нашел меня.

‒ Так утверждает он. ‒ Логан стучит указательным пальцем по столу. ‒ Но он также говорил, что было нападение с целью ограбления. Разве не это ты мне рассказывала? Факты говорят обратное. Я видел полицейские отчеты. Видел фотографии машины, отчеты о шестнадцатилетней девушке без сознания и без реакций, с тяжелой черепной травмой. Видел медицинскую экспертизу, в которой говорилось, что ты могла не очнуться.

‒ Зачем он солгал? ‒ спрашиваю я.