Последний долг - Пэппер Винтерс

Кат понял, что я сделал: я больше не буду сдерживаться. Я не буду нежным или всепрощающим.

До этого была разминка.

Это... это было его истинное наказание.

- Мне жаль.

С трудом сглотнув, я высвободился и ударил отца дубинкой по лодыжке. Удар сделал то, что я и предполагал. Он раздробил таранную кость и лодыжку. Биология вернулась; названия частей тела, о которых я на самом деле не заботился, всплыли у меня в голове, прежде чем уступить под моим ударом.

Комната, казалось, взорвалась наружу, когда Кат сделал самый большой вдох, а затем закричал своей гребаной душой.

Его крики долетели до крыши и отскочили вниз.

От его криков задребезжало окно в древней раме.

Его крики заставили меня вернуться в тот день, который я хотела бы забыть.

- Прекрати это!

Мне было все равно, что дыба держала меня неподвижным. Мне было все равно, что кровь стекала по моим запястьям от борьбы с кожей. Все, что меня волновало, - это беззвучно рыдающая Жасмин у ног Ката.

- Оставь ее в покое!

Кат тяжело вздохнул, убирая влажные волосы со лба. Этот урок был худшим. Он сделал все, что мог, чтобы заставить меня больше не беспокоиться о том, что он причинил боль Жасмин. Он заставил меня оставаться стойким и спокойным, подключив мой пульс к монитору, чтобы он мог отслеживать мои успехи.

После первых нескольких уроков он не мог терпеть мою ложь. Он изо всех сил пытался понять, добился ли он прогресса или нет.

Он этого не сделал.

Что бы он ни делал со мной, я не мог остановить то, что было так естественно. Я чувствовал то же, что и другие. Я не мог его выключить. Как я мог, если я не знал, как это контролировать?

Поэтому он усилил свои усилия, заставляя меня охотиться с ним и стрелять в несчастных кроликов и оленей. Он угрожал причинить вред Кестрелу. Он привел Жасмин посмотреть. Какое-то время он не прикасался к ней. Одно ее присутствие заставляло меня работать вдвойне усерднее.

На каждом уроке она не произносила ни слова — просто смотрела на меня грустными глазами и обнимала себя, пока Кат делал все, чтобы я подражал его внутреннему спокойствию. Принять его безжалостность. Стать им всеми возможными способами.

Какое-то время я желал, чтобы это сработало. Я научился лучше лгать, и Кат начал верить, что он "вылечил" меня. Но потом он подключил меня к детектору лжи и кардиомонитору. И я больше не мог врать.

Жасмин не подняла глаз, когда прижалась к ногам моего отца. Он несколько раз ударил ее; он использовал свои руки, а не клинки, заставляя меня сосредоточиться на его мыслях, а не на ее.

Стань хищником, а не добычей.

Прими безжалостность, а не страдание.

Стань монстром, а не жертвой.

Писк кардио машины не прекращал разрушать мою надежду и показывать, насколько я безнадежен. Меня нельзя было исправить. Это было невозможно.

- Пожалуйста, отпусти ее.

Кат провел носовым платком по лицу, с отвращением глядя на меня.

- Я отпущу ее, когда ты научишься контролировать это.

- Я не могу!

- Ты можешь!

- Я говорю тебе — я не могу!

Пока мы рычали друг на друга, Жасмин убежала. Пыль из сарая покрывала ее розовое платье, пачкая черные колготки. Была зима, и мороз украшал стекло, наполняя наше дыхание маленькими клубами дыма.

Заставь его кричать.

Чем дольше я занимал его, тем больше у Жасмин было шансов сбежать.

Я впился взглядом в Жасмин, желая, чтобы она поднялась на ноги и убежала. Выбегай за дверь и никогда не возвращайся. Она быстро кивнула, поняв мою безмолвную команду.

Кат бросился ко мне, схватил меня за щеки и толкнул лицом к вышедшему из-под контроля монитору. У меня всегда было нерегулярное сердцебиение, когда было слишком много эмоций, которые я не мог сдержать. Мое сердце чувствовало других; вполне естественно, что оно пыталось подстроиться под их ритм, подражать их пульсу.