Бал цветов - Елена Крыжановская (2007)

Гладиолус покачал головой.

— Рута, я тебя обожаю. Англичанки ничего не смыслят в таких делах, как "сказать пару слов".

Она смутилась.

— Прости, Глэд.

Ему было забавно слушать, как она понижает голос, когда говорит серьёзно и пытается выглядеть "леди", и как сбивается на свой особенный акцент, когда сердится. Боже! Потерять сорок лет — это преступление.

"По совести, надо бы заточить меня в Лондонский Тауэр", — подумал лорд. А вслух сказал:

— Ничего, у нас ещё всё впереди, дорогая…

III

Шиповничек в тот момент тоже шла по коридору, но в сторону противоположную той, куда убежала Виола. Естественно, она думала о Любви и о Пассифлоре.

Юная мадемуазель ушла с обеда и решила немного прогуляться. Вот в таких решениях и узнаёшь потом руку судьбы! Но пока…

Шиповничек просто шла и размышляла:

— Если бы я была так прекрасна как она, я бы тоже стала монахиней. Что ж удивительного, она просто ангел небесный, где же найти ей подходящего земного кавалера? Она достойна только Бога. Я, по сравнению с ней, просто сорная трава!

— И вовсе нет, мадемуазель, — услышала Шиповничек незнакомый приятный голос. — Вы очаровательны, мадемуазель, поверьте поэту!

Шиповничек подняла глаза. В своём самобичевании она и не заметила, как зашла на дальнюю половину дворца, в музыкальный зал рядом с библиотекой. Более того, она не заметила, что говорит вслух то, о чём думает.

Перед ней сидел молодой человек в ярко-жёлтом атласном костюме и в алом плаще. В руках он держал лютню.

— Кто вы? — удивилась Шиповничек.

— Я — Адонис Вернали, придворный музыкант.

— А что вы здесь делаете один?

— Сочиняю поэму в честь мадемуазель Пассифлоры — Королевы Бала.

— Ну вот, и здесь она! Я уверена, что поэма будет прекрасной, как и сама мадемуазель.

— Я постараюсь. А как ваше имя?

— Шиповничек.

— Прелестно! Я про вас тоже потом сочиню песню или стих, — заверил молодой поэт.

— Я польщена, — поклонилась Шиповничек.

"А он довольно мил", — подумала она.

Действительно: удлинённое лицо молодого человека, ласковые голубые глаза, светло-каштановые довольно длинные волосы… Высокий, стройный. Да ещё эта лютня в руке, как у древнего менестреля…

Он также внимательно разглядывал Шиповничек.

— Где‑то, мне кажется, я уже видел вас, мадемуазель. Возможно, во сне? — мягко спросил он.

Шиповничек чуть было не закричала: "Нет, это я тебя видела в своём сне, сегодня перед обедом!" Но она этого не сказала, а лишь смущённо улыбнулась:

— Месье, у меня точно такое же чувство: я вас тоже, кажется, видела.

— Ах, ну да, вспомнил! — воскликнул Адонис. — Я вас видел на утреннем приёме, вы были представлены принцессам.

Она скромно кивнула. И вежливо спросила:

— Возможно, я отвлекаю вас от вашей работы? Вы же сочиняли поэму…

— Нет-нет, ну что вы! Вы можете лишь усилить вдохновение, а никак не развеять его. Я желал бы ещё побеседовать с вами, — с жаром заверил её Адонис.

— Тогда пойдёмте, погуляем в саду, — предложила Шиповничек. И любезно приняла руку, предложенную ей месье Вернали.

Они вышли в сад.

— Вы давно живёте во дворце? — спросила Шиповничек своего нового знакомого.

— О, много лет. Почти всю жизнь. Я был маленьким, когда меня взяли сюда. Король пожелал, чтобы я учился музыке вместе с его дочерьми и стал их музыкантом и поэтом. Всем, что у меня есть, я обязан доброте его величества и участию покойной королевы Фоэтины.

— Вы сирота?

— Я не знаю своих родителей.

— А сколько вам лет? — Любопытство Шиповничек просто не знало границ.

— М‑м… почти двадцать. Летом исполнится.

— А, как Гиацинту, — сравнила юная мадемуазель.

Глаза Адониса загорелись:

— Вы знаете графа?

— Он лучший друг моего кузена Розанчика, — с достоинством отвечала Шиповничек.