Долина кукол - Жаклин Сьюзан (2018)

Нили переехала в отель, перевезла туда рояль и провела весь октябрь, мотаясь между своим люксом и студией, – репетировала, сбрасывала лишний вес, работала c прежней самоотдачей. Она твердо решила, что заставит всех этих голливудских типчиков кусать локти, а Хелен Лоусон – подавиться собственными словами. Это она-то, Нили, «вышла в тираж»? Это она-то ненадежна, она-то способна петь только задаром? Хотелось бы ей посмотреть на физиономию Хелен, когда та будет читать газеты. В каждой газете подчеркивалось, что Нили назначен рекордный гонорар за разовый выход на телевидении, а также выражалось восхищение смелостью Нили, отважно ступающей в новый, неизведанный мир.

Нили не испытывала страха. Конечно, в прямом эфире не могло быть никаких дублей. Что же, тем лучше. Она еще покажет этому Голливуду – она всем им покажет! Во всех интервью она сыграла роль юной Нили, захлебывающейся от волнения и восторга, – о да, она, конечно, боится, о да, она здорово переоценила свои силы… Но в глубине души она знала точно – это «верняк», чистое дело. Ударить лицом в грязь она просто не могла – двенадцать старых, проверенных песенок, шесть из которых она сама впервые и исполнила. Никакого нового материала и даже никаких слов заучивать не надо – знай читай, что написано на «идиотичках». Боже ж ты мой, да если бы эти голливудские жлобы только знали, до чего это все легко, они бы толпами повалили на ТВ. Только это свое мнение Нили держала при себе.

В ночь накануне великого дня Нили приняла три капсулы секонала. На десять утра была назначена генеральная репетиция, и Нили приехала вовремя, отдохнувшая и рвущаяся в бой. До одиннадцати c ней провозилась гримерша. Настоящая репетиция началась в половине двенадцатого. Диалог, начинающий концерт, Нили пробежала бойко, c юным задором. Потом она начала первую песню. Она пропела три такта, и тут режиссер сказал: «Стоп!» Он вышел из кабинки и спустился по проходу.

– Нили, вы пели не в ту камеру.

– Я вас не понимаю, – c улыбкой ответила она. Ее-то задача была петь. А камера – это забота оператора.

– Во вступительной части вас держала камера-один. А песню вам надо исполнить перед камерой-два.

– Которая тут камера-два?

– С красным огоньком. Как споете половину, переходите к камере-три. Там исполните припев, а последние восемь тактов снова споете перед камерой-два.

– Боже ж ты мой, да чтоб все это понять, надо Массачусетский технологический кончить! На что нам все эти камеры?

– Солнышко, на самом деле все необычайно просто. Надо только помнить про красный огонек – он над той камерой, которая на вас наведена. Тут и запутаться-то негде.

Она начала снова, внимательно следя за камерами. Все шло нормально, пока она не спутала строчку в «идиотичке» и не попала в камеру-три.

– Не обращайте внимания на карточки! – взмолился режиссер. – Ассистент будет носить их за вами. А вы – вы следите за камерой.

– Я привыкла, чтобы камера следила за мной, – запричитала она.

Режиссер был терпелив.

– Все у вас получится. Попробуем снова.

Было еще две репетиции. На лице режиссера проступило выражение тихого отчаяния.

– Нили, вы дважды пересекли меловую черту на полу и вышли из поля зрения камеры.

– Но я же должна двигаться, когда пою.

– Конечно, детка. Тогда давайте вначале разметим ваши движения, и я их согласую c операторами.

– Не могу. Я двигаюсь так, как чувствую, а чувствую каждый раз по-разному.

И так час за часом тянулась мучительная репетиция c камерами. С Нили начал потоками стекать грим, волосы взмокли. К пяти часам у них еще не было ни одного полного прогона.

Режиссер объявил обеденный перерыв. Он подошел к Нили и дружески положил ей руку на плечо:

– В шесть пройдем все сначала. Не останавливайтесь, даже если сделаете ошибку. Мне нужно все захронометрировать. Потом я скажу вам про все ошибки, изменения и врезки, и у вас останется время поправить грим и передохнуть перед эфиром.