Долина кукол - Жаклин Сьюзан (2018)

– Нет. У меня давний радикулит. Разыгрался сейчас.

Руководительница тут же потеряла интерес.

– В два у вас встреча c психиатром. Расскажите ему.

Вот так и тянулся день. К двум, когда Нили встретилась c врачом, она уже выть была готова.

Врач был тощий, краснолицый, звали его доктор Сил. Когда она говорила, он все записывал. Она изливала свой гнев – подлый обман, обещанное лечение сном, как c ней тут неуважительно обходятся. Она курила сигареты одну за одной. Во время бесед c психиатрами пациентам разрешалось курить сколько угодно.

– У меня действительно болит спина, – пожаловалась она. – Пропишите мне секонал.

Он продолжал писать и только потом спросил:

– Как давно вы принимаете секонал?

Она потеряла терпение:

– Да кончайте вы! Нечего из этого уголовное дело раздувать. Если всех, кто сидит на секонале, засадить в дурдом, у вас тут набьется половина Голливуда, вся Медисон-авеню и весь Бродвей.

– А вы считаете нормальным принимать снотворное среди дня для успокоения боли?

– Нет. Я, конечно, предпочла бы укол демерола, – сказала она. Она испытала удовольствие, увидев, как стремительно взметнулись его брови. – Да, демерола. – Она улыбнулась. – В Испании я им постоянно кололась. Два-три раза в день. И чувствовала себя великолепно. Даже в фильме снялась. Так что, видите, пара вшивых секональчиков для меня – просто закуска. Ну что же вы, дайте мне несколько штучек. Если мне каждый час принимать по две таблетки, я, может, и смогу вынести все, что тут творится.

– Расскажите мне о вашей матери, мисс О’Хара.

– О черт! Только не говорите мне, что мы сейчас будем заниматься всей этой фрейдистской чепухой. Слушайте, я все это вдоль и поперек изучила еще в Калифорнии. Мне понадобилось пять лет и двадцать тысяч долларов, чтобы убедить его, что я не помню матери. Если мы и тут c этого начнем, то я состариться успею, пока выйду отсюда.

– Я пошлю в Калифорнию за вашей историей болезни.

– Столько я тут не пробуду. Сегодня же вечером напишу подруге.

– Но вы должны пробыть здесь не меньше тридцати дней.

– Тридцать дней!

Он разъяснил ей, что за бумагу она подписала. Она покачала головой:

– Настоящий рэкет. Все продумано. Когда едешь сюда, кому придет в голову прихватить c собой адвокатов c лупами, чтоб читать, что там напечатано мелкими буквами!

Он поднялся:

– Встретимся завтра, в то же время.

Она пожала плечами:

– Ну так, значит, я тут на тридцать дней застряла. Что ж, хоть попробую извлечь из этого удовольствие. – Потом она вдруг спросила: – Но через тридцать-то дней я могу уехать?

– Посмотрим, – туманно ответил врач.

– Что значит «посмотрим»?

– В конце срока мы оцениваем состояние дел. Если мы решим, что вы можете…

– Мы? Что это еще за «мы»? Здесь нахожусь я, а не «мы», и мне решать, хочу я уехать или нет. Как кто-то может помешать мне?

– Мисс О’Хара, если вы будете настаивать на выписке, тогда как мы решим, что вы к этому не готовы, мы поговорим c теми, кто несет за вас ответственность, – в данном случае c мисс Уэллс. Мы попросим ее продлить ваше пребывание здесь на три месяца – в том случае, если вы сами не подпишете согласие остаться на этот срок.

– Ну а если Энн откажется?

– Тогда у нас есть средства оставить вас принудительно – вынести ваше дело в третейскую инстанцию…

Нили сжалась от страха.

– Да, хороший вы себе рэкет организовали.

– Это не рэкет, мисс О’Хара. Мы хотим излечивать людей. Если мы выпишем кого-нибудь до выздоровления, а через месяц она покончит c собой или причинит вред кому-то другому, – это повредит нашему доброму имени. Если бы у вас была хирургическая операция в обычной больнице и вы пожелали бы выписаться до срастания швов, врач был бы вправе задержать вас. В «Хейвен-Мэнор» мы выписываем человека тогда, когда он готов занять свое место в обществе.

– Да, в доме престарелых.