Волчья ягода - Ольга Ружникова

Кто другой уже много что ответил бы Зорине… Кто другой — кому жена не изменит никогда. И теща обожает. Всем подругам перехвасталась его подарками. Пусть завидуют. И едят поедом собственных нищих зятьев!

— Значит — вы, Зорина, простили бы? — подчеркнуто вежливо процедил Борис.

— По ситуации, — пожала она точеными плечиками. — Если б любила — наверное, простила бы. Когда любишь — подобная ерунда ничего не меняет. Чувства остаются прежними.

Да ни к чему ее Мишка не принуждал. Для такой лечь в постель — что стакан воды выпить.

— Мне не так хорошо известна разница. Извините…

— Не за что. Я — то, что я есть. Кстати, это не отменяет того, что ваш друг все-таки пытался меня изнасиловать.

Девчонка мысли читает, что ли?

— А я уже начинаю сомневаться… — вырвалось у Бориса.

И, наверное, зря. Она ведь и ударить может. Запросто. Тоже — как стакан воды…

Зорина усмехнулась. Как-то… по-волчьи. Люди такими не бывают. Даже Миха — при всей его похвальбе. Во всех его «молодецких подвигах» — вранья девять десятых. Если не больше.

— Женщина может быть кем угодно — хоть уличной проституткой. Но если она говорит «нет» — это всё равно изнасилование. И даже проституткам нравятся не все. А банальную физическую измену я не простила бы только в одном случае — если б искала повод послать кого-то подальше.

Шум в ушах испарился окончательно. Теперь всё вокруг наоборот — до боли ясно и отчетливо.

— Значит, поговорить с Валентиной? — невесело выговорил Борис.

— Как хотите.

Все-таки они выросли в разной среде. У Бориса и всех его друзей (даже у Мишки) было благополучное детство. Благополучные друзья по улице, нормальная школа. А неблагополучные так никогда от своего прошлого и не отмываются. И судят о других исключительно по себе и своим знакомым.

Там принято плевать на чужие измены. Жить «ради детей». Самим ходить налево при каждом удобном случае.

Но ему-то что теперь делать? Ведь в одном Зорина права. Если он не спросит у Вали напрямую — значит, просто уже смирился с тем, что потерял ее навсегда. Без тени борьбы.

5

Что здесь делает Зинка? Нет, делать-то может, что угодно. Город — общий. Но вот идти и реветь на всю улицу… Аж на прохожих натыкается, бедняга. Или это они — бедняги.

Вон, старичок едва успел с дороги отшатнуться. Теперь косится вслед неодобрительно. И тоже кому-нибудь нагрубит. Чтобы собственную злость сорвать. И пойдет-поедет реакция дальше…

Ладно еще если чудо в перьях просто дальше потопает. А если в таком состоянии — через дорогу?

Зорку Зина даже не узнала. Протопала по тротуару мимо.

— Я сейчас, погодите минуту. — Да Борис небось рад-радешенек от нее отвязаться! — Это — моя подруга… Зина! Зинка, подожди! Зинка! Да стой же!..

Обернулась. Увидела. Узнала. И почесала прочь куда быстрее — уже бегом. Опять же — ладно, хоть не на ту сторону.

Мда, Зорка. А чего ты ждала? После эскапад, вроде сегодняшней, от тебя нормальные люди уж точно шарахаться должны.

Вот и шарахаются.

— Зинка, да стой же!

Та метнулась в подъезд ближайшей шестнадцатиэтажки. Зорка — следом.

Хорошо еще — домофон сломан.

О, черт! Зинки там уже нет, а подъезд — проходной. И теперь вопрос: куда она делась? На ту сторону или в лифт. Он как раз подозрительно гудит. Скрипит, как старый дед.

Может, вообще проще потом перезвонить? Если… если с ней за это время ничего не случится.

Ладно, все этажи так и так не проверишь. Особенно если там у Зинки кто-то живет. Вдруг она бежала не абы куда, а целенаправленно?

А если и нет — выхода-то два. И лестницу, и лифт сразу — не перегородишь.

А вот на улице искать к тому времени поздно будет…

По ту сторону подъезда — никого. Только пара воробьев что-то клюет. При виде Зорки возмущенно нахохлились. Нехотя и тяжело отлетают на пару шагов. Дескать — оставь в покое наш обед!