Каратель - Джессика Гаджиала

— Да. Гадкий педофил с влечением к маленьким мальчикам. Он должен был исчезнуть. Он только зря тратил идеально пригодный кислород на планете, которая, честно говоря, могла бы обойтись с населением на пять миллионов меньше, чем есть сейчас.

— Значит, ты убил его, потому что он совращал детей.

— Ты не слышала? Этим я и занимаюсь. Я каратель, детка, — объявил я, усмехаясь.

— Ты убил моего отца?

— К несчастью, нет.

Чёрт.

Это было грубо.

Я взаимодействовал с людьми не достаточно, чтобы помнить о необходимости следить за своими выражениями.

На самом деле, то, что я сказал что-то не то, я понял только потому, что она отшатнулась от моих слов так, будто я её ударил.

— Почему я вообще должна тебе верить?

— Я много кем являюсь, Эвангелина, но не лжецом. Я не убивал твоего отца.

— Тогда… что? У него вдруг случился сердечный приступ под твоей опекой? — выплюнула она, с очевидным недоверием не только в голосе, но и на лице.

— Когда я оставил его одного на пару минут, он раскусил капсулу с цианидом, которую держал в своих чётках на крайний случай.

В этот момент в ней всё изменилось.

Её губы приоткрылись, глаза опустели, плечи опустились.

Потому что она знала, что это правда.

Может, она не полностью доверяла моим словам, но, должно быть, узнала в них правду, реальность того, что у него была капсула с цианидом. Реальность того, что он захотел бы её использовать.

— Зачем ему это делать? — прошипела она, её голос был едва слышен, несмотря на то, что она стояла в нескольких метрах от меня.

— Наверное, он не хотел столкнуться с наказанием за свои преступления.

Видимо, для неё это было достаточно реально.

Её подбородок поднялся выше, она развернулась на каблуках и снова помчалась вверх по лестнице.

Хотел бы я сказать, что в тот момент испытал сочувствие, но это была бы ложь.

Во-первых, потому что я не чувствовал вину за то, что делал. Ублюдки вроде Алехандро Круза заслуживали такого конца, который я планировал для него. Во-вторых, потому что, если она знала о его преступлениях и всё ещё поддерживала его, это делало её таким же дерьмовым человеком. В-третьих, ну, у меня просто были трудности со всеми этими мягкими эмоциями.

Я с колыбели научился запирать это дерьмо в себе.

Я вырос не в том окружении, которое позволило бы мне проявить слабость. А сочувствие, каким бы оно ни было благородным, было слабостью. Оно обнажало ахиллесову пяту. Оно показывало, куда тебя можно ударить.

Конечно, мои действия задевали и невинных. Большинство ублюдков не были одинокими волками, не были уродами, которые занимаются своими грязными делами в одиночку, в своём подвале. Нет. Большинство из них были вашими соседями. У большинства из них были жёны, матери, сёстры, братья, друзья, коллеги. Большинство из них были окружены людьми, которые любили их и совершенно не знали о их зачастую мерзких преступлениях.

Например, Гарольд Грейнс.

Он не был каким-то фриком, который троллил тёмную сеть в своём подвале.

Гарольд Грейнс был успешным бизнесменом, в офисе которого сидели ещё десять людей и считали его отличным коллегой. Дома у него была жена, с которой он прожил двадцать лет. У него была практически взрослая дочь, которая не была его величайшей фанаткой, но судя по её полноценному образу гота, это был скорее подростковый бунт, а не настоящая неприязнь к мужчине, который её воспитал. У него был брат и родители, с которыми он виделся каждый праздник. У него были друзья, с которыми он виделся в церкви каждое третье воскресенье.

Если посмотреть на этого человека со стороны, он мог показаться обычным.

Печально было то, что большинство педофилов и насильников кажутся такими.

Все всегда испытывали шок.

«Что? Нет! Только не мой сын! Только не мой малыш Чарли! Он никогда не запирал женщин в своём подвале на десяток лет, и не насиловал их. Это невозможно».