Каратель - Джессика Гаджиала

Я почувствовала, как внутри что-то кольнуло при мысли, что я никогда в таком не участвовала. Ещё меня поразило, что мне никогда не рассказывал никаких историй мой от… Алехандро. Я понятия не имела, почему никогда раньше мне не казалось это странным. Почему мне никогда не приходило в голову спросить о своих бабушках и дедушках? О кузенах? Особенно по праздникам. В конце концов, он рассказывал, что меня воспитывали родственники. Родственники, с которыми я никогда не встречусь.

Боже, я была такой слепой.

Да, при всех намерениях и целях, я не знала ничего другого, но всё равно. В то время как он открыл для меня много-много культур, много разных уголков мира, я осталась изолированной и непросвещённой в том, что такое нормальные отношения с семьёй.

Можно было бы подумать, что в золотой век технологий это больше не будет оправданием, но когда проводишь так много времени в местах, где мобильная связь плохая или вообще отсутствует, когда она появляется, у тебя нет друзей, чтобы связаться с ними в социальных сетях, и ты учишься обходиться без этого.

— Пить хотите? — спросила Габриэла, подходя к холодильнику ещё раньше, чем мы ответили. Она достала из холодильника графин с не очень прозрачной жидкостью, в которой я узнала кокосовую воду, ведь пила её практически постоянно, когда была в Бразилии в прошлый раз. Она удивительно помогла моей коже.

— Да, пожалуйста, — сказала я, перемещаясь с Люком к столу, на который она указала.

— Еды? — спросила она, наполняя жидкостью три стакана.

— Нет, спасибо, — ответила я, а затем бросила виноватый взгляд на Люка.

— Слишком жарко для еды, — прошептал он мне в ответ.

Габриэла вернулась, раздала напитки, и мы с Люком оба сделали большие глотки, практически стыдясь, но с благодарностью, ведь допили свою воду раньше, чем прошли половину пути сюда.

Прошло всего минут пять, прежде чем всё произошло.

Мы дошли в разговоре до сестры Марии, а затем Габриэла спросила, что привело нас сюда.

Я могла бы соврать.

Это облегчило бы всем жизнь.

Но я не хотела.

Она была единственным настоящим родственником, о котором я знала. Я чувствовала, что должна быть с ней хотя бы честной.

Поэтому я рассказала ей.

— Ele te machucou? — спросила она, полностью разбитым голосом. — Ele te machucou?

«Он причинял тебе боль?»

— Нет, — ответила я твёрдым голосом, потянулась через стол и накрыла своей рукой руку Габриэлы, которая трепала коврик на столе. — Нет, вовсе нет. Ни разу. И никому другому он не позволял меня обижать, — добавила я. — Он просто… Не знаю, был ли у него план навредить мне или допустить к этому других. Это возможно. Но он никогда этого не делал. Наверное, я пробудила в нём очень маленькую человечную сторону. Потому что он не был хорошим, Габриэла, — сказала я, наблюдая, как при этом она слегка поморщилась, но я пока не могла называть её мамой. — То, что он делал с тобой, что он делал со многими другими женщинами на нескольких континентах. Я… я понятия не имела. Он никогда… — произнесла я, качая головой, чувствуя, как глаза снова щиплет от слёз.

— Он не давал ей почуять, каким дерьмом занимается, — поддержал Люк. — Я рассказал ей только после, ну, его смерти.

— А ты откуда знаешь?

Я сделала глубокий вдох, а затем поспешила рассказать, пока Люк не успел ответить. Я хотела быть честной. Но, знаете, чтобы меня не вышвырнули из этого дома.

— Люк тот, кто… находит плохих людей и убирает их с улиц.

— Я не коп, Эван, — произнёс он за моей спиной, и мне захотелось ударить его локтем, чтобы заткнуть, но моя мать смотрела слишком внимательно.

— Ты… как это называется… каратель.

Мне не пришлось смотреть, чтобы увидеть усмешку на лице Люка.

— Именно.

— Я знаю, он был ей как отец, — сказала Габриэла, полностью меня игнорируя, — но, надеюсь, он страдал.